Просвещенные - [37]

— Но ведь он даже «Автоплагиатора» ей посвятил.

— Знаю. Но и эту потаскушку можно понять; представляю, как тяжело было с моим братом в то время. Он так и не научился проигрывать. Нет, Сэди тут ни при чем. Она была молода. Полна надежд. Кроме того, она не такая, как мы. И не потому, что она еврейка, а потому, что выросла на Западе. Западные люди не способны понять, насколько священна для нас семья, от них и ожидать-то этого не стоит. Как только их отпрыскам исполняется восемнадцать, они отпускают их на все четыре стороны. Бедная девочка, она потом разбилась насмерть на мотоцикле в Монако. Я убеждена, что все несчастья в ее жизни произошли оттого, что она не приняла крещения.

— Простите, но я должен снова задать этот вопрос. Извините за прямоту. Вы думаете, он покончил с собой?

Лена вздыхает и хмурится. Погружается в короткое раздумье.

— Если коротко, то нет. Не в прямом смысле. Во-первых, потому, что это смертный грех, а Криспин в конце концов увидел свет. А во-вторых, это было ему несвойственно. Правда, нормальным он не был. Но покончить с собой?..

— Что значит «нормальным он не был»?

— Все это началось, когда мама была при смерти. Сердце Криспина поразила порча. Я говорила ему, что это испытание, что нужно быть как Авраам. Помните, как Господь испытывал Авраама и приказал ему принести в жертву Исаака, своего сына. Но после того как мама умерла, Криспин был безутешен. Он прилетел из Нью-Йорка повидать ее, прилетел буквально за полдня до того, как она отдала душу Господу. Он примчался в больницу, но папа не пустил его к ней в палату попрощаться. Для маминого же блага. Папа ведь так ее любил!.. Он все надеялся, что рак можно побороть силой молитвы. Он до самого Ватикана доехал и пожертвовал целое состояние. Встал там на колени перед папой римским и умолял того попросить Господа вмешаться. Но мама так мучилась. Ужас! А Криспин уже несколько месяцев говорил, что, наверное, пора уже дать ей спокойно уйти. Легко сказать, потягивая мартини на Манхэттене. И вот когда Криспи наконец явился, отец не позволил ему увидеться с мамой. Сказал, что мама не желает его видеть. Наверное, это было неправильно. Криспин вернулся в Нью-Йорк и написал свои воспоминания. Он отказался остаться на поминки, не был и на похоронах. Когда вышел «Автоплагиатор», отец почувствовал себя обманутым. Ведь он заплатил за издание. Папа всегда давал Криспину деньги как своему отпрыску. И теперь он жутко рассердился. А досталось, как обычно, бедному Нарцисито. Он шпынял его пуще соседской собаки. А ведь Нарцисито посвятил отцу всю жизнь. Возможно, поэтому он и не дождался отцовского благоволения. Я была у Нарцисито в реабилитационном центре «Начнем сначала», а когда я ушла, он повесился. Я часто думаю, что если б я задержалась… или вовсе не приходила в тот день…

Лена замолкает и смотрит вдаль, как будто позируя для портрета. Я жду молча. Она протирает глаза. Лицо постепенно обретает прежнее выражение, на нем даже появляется улыбочка.

— Что ж, это, полагаю, типичная для состоятельных семейств история, — говорит Лена.

Служанка с опахалом смотрит на кого-то в окно, высовывает язык, морщит нос и несколько раз моргает, выпучив глаза.

— Так что случилось с Криспином?

— С возрастом понимаешь, что, когда ненавидишь кого-то всей душой, какая-то часть тебя жаждет прощения. Но тут сложно понять, действительно ты хочешь простить или просто устал ненавидеть. Я до сих пор не пойму, чего в прощении больше — великодушия или эгоизма. Возможно, поровну и того и другого. В молодости Криспин был такой талантливый. Такой озорник. Но с возрастом стал очень уж злым. Злость — штука удобная. И простая.

Стихают последние звуки гобоя в финале «Smoke Gets in Your Eyes»[96]. Компакт-диск идет на повтор, и воздух наполняет «Misty».

— Значит, вы с ним так и не помирились?

— Незадолго до его смерти, когда он в последний раз приезжал в Манилу, ну, знаете, в феврале, ради этого постыдного фиаско в Культурном центре, — так вот, перед этим он приезжал ко мне сюда. Как с неба свалился. Служанки сказали, что ко мне посетитель, я спустилась, смотрю — сидит, чемодан в ногах, обмахивается панамой. Я была совершенно уверена, что это призрак. Перекрестилась даже. Когда он поднял глаза и улыбнулся этой своей бесящей улыбочкой, я сказала: «Думаешь, тебя здесь ждут с распростертыми объятиями?» И тут же сама удивилась, как наигранно это прозвучало.

— Он был здесь? Он говорил что-нибудь о «Пылающих мостах»?

— О его работе мы не разговаривали.

— Долго он был здесь?

— Ну, какая спесь, он же мой младший брат.

— Нет, я спросил, долго ли он был здесь?

— Простите?

— Долго еще будешь балдеть? — не удержался я.

— А, поняла. Чуть меньше недели.

— Так долго? — Я сомкнул челюсти и поджал губы.

— Разве вы не были его другом?

— Был… то есть, прошу прощения, и остаюсь. — Мне стало стыдно. — Но меня тогда не было в городе. Мы с моей девушкой ездили в Коста-Рику, помогали строить колодцы. С моей тогдашней девушкой.

— А почему не на Филиппинах? Я думала, Коста-Рика сравнительно благополучная страна.

— Ну, мы узнали об этом, только когда уже приехали. Я вот о чем хотел спросить… Криспин здесь работал? Делал какие-нибудь записи? Или…