Пространство библиотеки: Библиотечная симфония - [11]

Шрифт
Интервал

У каждой библиотеки своя жизнь и можно, в принципе, говорить о наличии разных моделей библиотечной жизни. Рассматривая жизнь библиотек как текст, надо помнить, что у них существует свой круг проблем и своя идеология. Библиотеки формировались обособленно, создавая свои ценности и традиции, и, вместе с тем, активно взаимодействовали между собой. Возникает вопрос: почему в условиях тесного взаимодействия культурные и научные традиции сохранились и не стираются? Чтобы в этом разобраться, нужно попытаться построить собственный текст библиотеки, основанный на опыте и знаниях познающей личности. Как же построить свой текст? Думаю, что посмотрев на библиотеку «чужими глазами», пытаясь проникнуть во внутренний её мир, и понять. Сопоставляя эти два текста, библиотеку возможно прочитать «изнутри» как отдельно существующий социальный институт со специфическими функциями.

И всё же: что означает угадать библиотеку, а, угадав её, понять и полюбить? Я бы ответил кратко. Во-первых, большая библиотека всегда есть некое таинство, неразгаданная тайна, спрятанная в недрах её текстов и судьбах людей. Многое нам неизвестно и содержится взаперти, многое из известного нуждается в уточнениях. К разгадке тайны надо подобрать ключи. Чем старше библиотека, тем сложнее её «открыть». Во-вторых, есть загадки, для разгадывания которых нужны время и веские причины, чтобы осуществить такую работу. Например, изучение записей на книгах, судьбы отдельных коллекций и др. Причины порой важнее самих загадок, поскольку результат разгадывания может в итоге учёного и разочаровать. Тем не менее, в процессе диалога библиотеки с исследователем происходит сближение позиций, а страстная личная самоотдача, по Полани, способствует росту интереса и более глубокому пониманию сущности.

До сих пор, рассуждая о пространстве библиотеки, я говорил о текстах, о том, как они создаются и как могут быть прочитаны. Но тексты — это только один из многих объектов, населяющих пространство. Сюда следует отнести ещё и библиотечные здания, и оборудование, и технические средства, и поисковые аппараты, и средства защиты и сохранности. В пространстве также находятся библиотекари, читатели, обслуживающий библиотеку персонал. Другими словами, разные субъекты и объекты занимают разные места. Они различны по форме, объёму, назначению, свойствам, характерам, но все создают то, что называется геометрией пространства. Геометрию пространства библиотеки, т.е. различие предметов друг от друга, можно увидеть сверху и изнутри, или, иначе: нужно различать геометрию внутреннего (рис. 1) и внешнего (рис. 2) пространств.


Рис. 1. Внутреннее пространство библиотеки. A — здания, B — фонды, C — читатели, D — справочный аппарат, E — библиотекари…


Внутри пространства (рис. 1) и между внешними пространствами (рис. 2) действуют свои силы притяжения (как у Ш. Фурье: «Притяжения пропорциональны судьбам»). Можно допустить, что во внешнем пространстве, взаимодействуя, каждая из библиотек, исходя из геометрии внутреннего пространства, движется по своей особой траектории.


Рис. 2. Пример внешнего пространства библиотек


Задержимся на фразе о внутреннем и внешнем пространствах, задумаемся над тем, какой в ней может скрываться смысл?

Как и мой старинный друг Игорь Степанович Добронравов — философ, библиограф, информатик и спортивный журналист, — я заметил за собой в зрелые годы любопытное пристрастие. Люблю рассматривать фотографии и иллюстрации разных библиотек[34].

Передо мной лежит книга, изданная в США в 1997 г. Название её необычное: «Библиотека. Внутренняя драматургия»[35]. Автор — профессиональный фотограф, собирала свою книгу в течение шести лет. Шестьдесят чёрно-белых снимков, отражающих самые разные эпизоды из жизни библиотек США, Италии, Хорватии, Франции, Англии, Израиля, Японии, Боснии и Герцеговины, Палестины. Своего рода «фотосимфония». На каждом снимке своё внутреннее пространство: особенности архитектуры зданий, читальные залы, хранилища, лица читателей и библиотекарей, книги, рукописи… За внутренним пространством библиотек можно рассмотреть их судьбу, настолько выразительны эти тщательно отобранные из сотен других фотографии. Что же побудило автора заняться такой работой? Не случайно предисловие к книге написал Даниэль Бурстин, директор Библиотеки конгресса в 1975–1987 гг.

«Люди, которые любят книги и хотят, чтобы другие их тоже любили, — пишет во введении автор Дайяна Гриличес, — должны быть добрыми людьми. В каждой области есть невоспетые герои. Я хочу воздать должное великодушным, ярким и замечательным библиотекарям, пригласившим меня в свой богатый мир и тем самым поделившись им со мной. Без них не существовало бы библиотек и не появилась бы эта книга» (P. VIII).

Вглядываясь в интерьеры читальных залов и лица библиотекарей, испытываешь желание представить их круг обязанностей и возможные действия в то время в библиотеке. Поражает удивительная опрятность в одежде, аккуратность причёсок, непринуждённая поза, как будто они заранее знают, что эти изображения передают эстафету другим поколениям (но будет ли она воспринята?). Чаще всего задаю себе один и тот же вопрос: что же заставляло этих симпатичных людей отдаваться любимому делу, что сплачивало их в коллектив? Ловишь себя на мысли, что хочется


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.