Простое море - [37]

— Рано собрались, Илларион Кириллович, — сказал капитан. — Могли бы еще отдохнуть часа два.

— Ничего, — доктор поставил саквояж и сумку в угол. — Я здесь постою, если позволите.

— Стойте.

Доктор развязал тесемки, снял шапку, стал слушать ветер. Мир за тонкой переборкой рубки был неласковым и очень не приспособленным для человека. Его овевали колючие ветры, засыпал промозглый, липкий снег, мертвила ночная ноябрьская тьма. В такие ночи обязательно случаются несчастья.... Но на душе у доктора было спокойно. Там появилась какая-то забытая сила. Работа, наконец-то впереди долгожданная, настоящая работа!

— Волнуетесь, Илларион Кириллович? — спросил старпом.

Доктор улыбнулся.

— А вы волнуетесь, когда ведете корабль?

— Если обстановка сложная, то волнуюсь.

— Вот и я так же, — сказал доктор. — Говорят, надо будет на мотоботе переправляться на остров?

— Ничего, это не страшно, — успокоил старпом. — В худшем случае немного промокнем — и всего делов. Уж вас-то мы доставим, как ящик с пивом! — засмеялся он.

— Вероятно, вам придется на несколько дней задержаться на острове, — сказал Сергей Николаевич. — Вы передадите со старпомом, сколько времени вам понадобится. Потом мы зайдем за вами.

— Не знаю... Пока ничего не знаю, — покачал головой доктор. — Интересно, вертолеты могут летать в такую погоду? Ему никто не ответил.

«Градус» стал на якорь в двух кабельтовых от южного берега острова. Спустили на воду мотобот. Блюменфельд и Ломакин руками отталкивали его от борта, чтобы он не разбился на волне. Старпом принял на руки доктора со штормтрапа и быстро стал к штурвалу. Мотобот понесся к острову. Волны захлестывали маленькую посудинку, несмотря на поставленные по бортам жестяные козырьки. Заходя на южную сторону острова с двух направлений, волны хоть и теряли силу, зато нападали и справа, и слева, и сзади. Мотобот подпрыгивал, как грузовик на лесной дороге. Четкий луч прожектора соединил стоящий на якоре «Градус» со входом в расщелину между двумя скалами — единственное место на берегу, через которое можно было выбраться с моря на остров. Все остальное представляло собой обледеневший гранитный скат. В эту расщелину надо было попасть сразу, безошибочно, иначе волны расколотят о гранит и мотобот и людей. Коля Бобров вцепился в штурвал, направляя нос мотобота в щель, ширина которой едва ли на метр превосходила ширину мотобота. Тело старпома было напряжено до предела. Мысли и воля сконцентрировались в одной точке. Доктор, скрючившись у мотора, прикрывал полами шинели саквояж и сумку. Он не понимал, как трудно сейчас старпому. Он думал только о том, как будет трудно ему у постели больного человека. Он не знал, какая опасность ждет его, если старпом промахнется.

На берегу видны были освещенные прожектором люди. Один из них неистово махал фонарем. Старпом постепенно сбавлял ход. Когда до камней оставалось двадцать метров, он врубил полный, направил нос мотобота на левый край щели и через две секунды сбросил газ. Проскрежетав килем по каменному ложу бухточки, мотобот влетел в нее, ударился штевнем о камень и замер. В тот же момент Абрам Блюменфельд мощным броском швырнул на берег фалинь. Люди на берегу подхватили его.

— Приехали, — сказал старпом и сел на банку. — Кому тут — вылезай...

С берега спускали по обледеневшему склону длинный, сколоченный из досок трап.

— Легко сказать: вылезай... — посмотрел на склон доктор. — Здесь можно упасть так, что костей не соберешь.

Ломакин стал ногой на борт и принял трап. Он установил конец его в мотоботе, потом обернулся, скорчил обезьянью рожу и на четвереньках побежал по трапу наверх. Через три секунды он был уже на берегу.

— Сложный способ, — вздохнул доктор, передал мотористу саквояж, взял в зубы сумку и тоже на четвереньках выбрался на берег.

— Абрам, ты останешься в мотоботе, — сказал старпом. — Будете вахтить по часу. Давай, выгребайся, — кивнул он мотористу. — Следующий час будет твой. Потом — Ломакин. Дай-ка саквояж.

Моторист отдал саквояж и тем же способом полез вверх по трапу. Старпом встал на трап, удифферентовался и, балансируя саквояжем, взбежал наверх. Доктора уже не было. Узколицый человек в ватнике и высоких сапогах подошел к Боброву.

— Пойдемте, я вас проведу, — сказал он, повернулся и пошел вперед, туда, где светились окна домиков и возвышалась угрюмая каменная башня маяка. Они подошли к дому начальника. Человек в ватнике открыл дверь и дал Боброву пройти вперед. Потом он провел старпома на кухню и предложил подать чаю.

— Давай, служивый, — согласился Коля Бобров. — А что с маячницей, неизвестно?

— Сейчас ваш доктор определит. А так невозможно сказать. Она уже который день то кричит, то в беспамятстве. Вообще-то, она ведь беременна на шестом месяце. Может, от этого что...

— Скорее всего, — кивнул Коля. — А как тебя хоть зовут-то?

— Петром. Я здесь техником работаю по аппаратуре. Питание бесплатное. Свой огородик. Дом на две семьи... Жена радисткой работает. Она сейчас у постели Ирины Петровны.

— Кучеряво живешь, — вздохнул Бобров и стал пить чай из толстой фаянсовой кружки. Ломакин и моторист разулись, забрались с ногами на большой, стоящий у стены сундук и тоже пили горячий темно-коричневый чай.