Оставив портфель в гостиной, он снял пиджак и зажег свет. Сесили, наверное, все еще на ферме.
Он налил себе выпить, подошел к высоким окнам и стал смотреть на огни Центрального парка.
Прошло двадцать минут. Тридцать. Он представил Сесили, застрявшей в пробке на автостраде. Алешандру отставил пустой стакан и уже собрался позвонить ей и отругать за то, что не прислала ему эсэмэску, что опаздывает, как она появилась в дверях.
Он успокоился и подошел к ней. Обняв за талию, он хотел ее поцеловать, но она отвернула лицо, и поцелуй попал на подбородок. Алешандру нахмурился и убрал руки.
– Что случилось?
Сесили швырнула сумку на стул.
– Я летала в Кентукки, чтобы поговорить с отцом.
– Почему ты не сказала мне?
Голубые глаза смотрели холодно и неприветливо.
– Потому что ты сказал мне как-то, что я – хозяйка своего счастья, вот я и отправилась к нему за ответами, которые хочу получить.
– Что он сказал?
– Он сказал мне правду. Сказал, что мой дед сделал именно то, о чем мы говорили. Что это было ошибкой, которую он покрывал с тех самых пор, чтобы сохранить карьеру трех своих женщин.
– Твои родители ссорились из-за этого в тот день, когда умерла твоя мать?
Сесили кивнула:
– Объявился конюх как раз накануне вечером и стал требовать еще денег. Когда мама узнала, то пришла в ужас от того, что это разрушит ее карьеру.
– По крайней мере, тебе теперь известно, что она ничего от тебя не скрывала.
– Какое это имеет значение? – У Сесили дрожали губы. – Все не имеет значения. Если бы отец сразу сказал маме правду, то ничего не случилось бы.
Он провел большим пальцем по ее щеке.
– Сесили, отец не виноват в смерти твоей матери. Никто не виноват. Я знаю, как сильно ты ее любила, какая крепкая у вас была связь, но ее нет. Перестань себя мучить.
– Я перестану, – глаза у нее горели, – а ты перестань продолжать этот кошмар. Надо положить всему конец.
– Скажи отцу, чтобы он извинился, и будет конец.
– Он обещал бабушке и моей маме, что он никогда не запятнает их имя. Он скорее лишится последнего цента, чем нарушит обещание.
Алешандру сжал кулаки.
– Выходит, он выбрал тебя разменной монетой?
– Удивительно, – спокойно заметила она, – то же самое он сказал о тебе. Что я – твоя выигрышная карта. Что ты женишься на мне исключительно ради наследника. Что ты получаешь удовольствие, отнимая у него единственное, чем он дорожит больше всего.
– Это нелепо! Ты же знаешь, сколько ты для меня значишь.
– Я думала, что значу. А сейчас я уже не так уверена.
– Объясни. – Он прищурился.
– Отец показал мне твое письмо.
– Я дал ему время одуматься. Я предложил ему компромисс – очень выгодный. Я уже собрался сегодня лично с ним поговорить, но мой рейс отменили, а времени у меня больше не было.
– Вы оба – словно два сцепившихся барана. И победителя в этой битве не будет.
– Как ты хочешь, чтобы я поступил?
– Забудь все, – сказала она. – Мы сможем залечить эту рану вместе, если откажемся ее увековечить.
– Я предполагал, что твой отец окажется разумным человеком.
Она долго молча смотрела на него.
– Не вижу большой разницы между вами. Он пытается сохранить честь семьи, как и ты.
– Разница в том, что было совершено преступление, – рявкнул Алешандру. – Не заставляй меня принимать трудные решения, Сесили.
То же самое сказал отец. Сесили отвернулась и обхватила себя руками. Она была словно одеяло из лоскутков, в котором порвались швы.
Она уехала из Кентукки совершенно разбитая отцовским отказом поставить ее интересы во главу угла в этой многолетней вражде. Да, любовь и долг в отношении ее матери перевесил его чувства к дочери.
– Сесили? – Алешандру взял ее за плечо и развернул к себе.
Она подняла на него глаза.
– Я думала, что смогу… смириться с практичным браком. Потому что… потому что не знаю, возможно ли для меня быть любимой. А потом, – она глубоко вздохнула, – ты заставил меня поверить тебе. Ты был то единственное, за что я держалась, когда все уходило у меня из-под ног. Ты был моим.
– Я и есть твой. Это не изменилось.
– Изменилась я. Я позволила себе в тебя влюбиться. Алешандру, я хочу безоговорочную любовь. Я хочу, чтобы ты сделал выбор в мою пользу в этой междоусобице.
Он выглядел так, будто его ударили в грудь кулаком.
– Я выбрал тебя. Я женюсь на тебе. Мы начинаем совместную жизнь.
– Нет. Ты женишься на мне, потому что я ношу твоего ребенка. И возможно, потому, что в какой-то мере ты неравнодушен ко мне. Но ты боишься любить, потому что твое прошлое сделало тебя таким.
У него передернулось лицо.
– Я ничего не боюсь, но я знаю: это испортит самые хорошие отношения.
Сесили покачала головой.
– Позволить себе любить – это не испортит нам жизнь, это сделает нас лучше.
– Ко мне это не относится, – отрезал он. – Я не обладаю способностью любить, Сесили. Я сразу об этом сказал.
Сердце у нее упало – на его лице написано все. Но разве она не знала, что так и будет?
– Что дальше? – спросила она. – Вызовешь отца в суд? Поставишь нашего ребенка в центре войны двух семей? Сделаешь в точности то, что твои родители сделали с тобой?
– Мы оградим его от этого. У твоего отца был выбор, Сесили. Что ж, пусть получит то, чего захотел.
