Просто скажи «да» - [3]

Эндрю разработал план длительной осады и, словно одержимый юнец, начал преследование, целеустремленности которого могли бы позавидовать его предки-викинги. На это у него ушли месяцы, но прошлым летом Эндрю все же прорвал оборону, и воспоминания о ее горячем обнаженном теле до сих пор вызывали у него испарину. Однако в середине декабря, когда он уже подыскивал бриллиант в подарок к Рождеству, Мей внезапно заявила, что все случившееся — ошибка и что ему стоит подыскать другого консультанта.

Вот так! Эндрю даже не понял, почему это произошло. Никогда прежде он не чувствовал себя таким бессильным, таким раздавленным, таким разъяренным, как тогда. Она просто ушла, словно минувшие лето и осень ровным счетом ничего не значили, а он остался стоять, как идиот, вывалившийся из кузова грузовика.

Но одного удовольствия Эндрю ей не доставил — не стал искать другого консультанта. Он не нанимался охранять ее драгоценное душевное спокойствие!

Эндрю мрачно смотрел, как Мей огибает кучи грязного снега, как осторожно идет по доскам, брошенным через траншею, в своем светлом пальто, столь же безукоризненном, как и ее машина. Готовясь к неизбежному, Эндрю спрашивал себя, где был его здравый смысл. Только тупоголовый баран мог продолжать поддерживать с ней деловые отношения.

Обреченно вздохнув, он спустился по винтовой лесенке. Гадать, зачем пожаловала мисс Холодность и Бессердечие, долго не придется. Скорее всего, из-за каких-то проблем, связанных с окончанием финансового года. На прошлой неделе Эндрю передал ей через своего бухгалтера счета — и вот результат.

С окончательно испорченным настроением он вошел в холл. Стук его башмаков гулким эхом разносился по дому. Решив не подавать виду, что мисс Поллард по-прежнему задевает его за живое или что он не до конца оправился от удара, нанесенного ею в декабре, Эндрю стиснул зубы и повернул за угол.

Боже! Ему следовало бы быть готовым к этому. Как он мог забыть, что, оказавшись менее чем в пяти футах от нее, имеет обыкновение полностью терять контроль над собой!

Она стояла в дверном проеме во всем своем великолепии — пальто облекало ее, словно мантия, впечатление усиливал яркий шелковый шарф. Белокурые волосы заплетены в элегантную косу, и ни одна непослушная прядка не нарушала идеальной прически, в ушах красовались небольшие жемчужины. Жемчужины, которые он подарил ей на день рождения.

В одно мгновение Эндрю вспомнил все. Она была недосягаема. И она сломала ему жизнь.

Придав лицу бесстрастное выражение, он уперся руками в стену, зная, что его почти не видно в глубокой тени коридора. И чертовски радуясь этому. Эндрю еще какое-то время внимательно наблюдал за тем, как она стискивает руки, как на ее шее трепещет жилка. Даже в полутьме было видно, что она волнуется. И что она невероятно красива.

Эндрю обожгла злость. Прошло уже несколько месяцев, а он испытывает ту же боль, что и тогда, когда его отвергли. Но он не поддастся влечению и доведет горькую игру до конца.

— Ошиблась поворотом или совершаешь экскурсию по задворкам? — ровным тоном спросил он.

Мей резко обернулась на звук его голоса, в широко раскрытых глазах метнулась тревога. Прижав руку к груди, она уставилась на Эндрю. Повисло напряженное молчание, затем Мей судорожно сглотнула, собираясь с силами. Наконец она облизнула губы и выдавила улыбку.

— Я и представить не могла, что здесь такая… непролазная грязь.

Эндрю продолжал смотреть на нее, и не думая отвечать на улыбку.

— Не сомневаюсь.

Ее лицо помрачнело, а серые глаза приобрели грифельный оттенок. Несколько мгновений Мей выдерживала его взгляд, потом посмотрела на свой шарф, принялась расправлять запутавшиеся концы. Длинные ресницы скрыли глаза, но Эндрю видел, что она слегка растеряна. Мей продолжала возиться с шарфом, стоя перед ним во всем своем великолепии, и он готов был поспорить на очередной заказ, что она умудрилась пройти по затопленной грязью улице, не посадив ни единого пятнышка на дорогие туфли. Боже, да он готов ее задушить!

Ухватившись, как за соломинку, за внезапно вспыхнувшую застарелую злость, Эндрю не хотел терять ее до конца разговора.

В упор глядя на нее, он резко сказал:

— Обойдемся без светской болтовни, Мей. Чего ты хочешь?

Она вскинула на него серые глаза, в которых мелькнуло странное выражение, а затем, опустив взгляд, пнула носком туфли валявшийся под ногами кусочек штукатурки. Наконец снова посмотрела на него задумчиво и с сомнением. Помедлив еще немного, Мей сделала беспомощный жест и спросила:

— Мы можем где-нибудь поговорить?

Пригвоздив ее к месту еще одним непримиримым взглядом, Эндрю промолчал. Он решал, как поступить. Если предстоящий разговор имеет отношение к работе, он вполне может ее выслушать. Хотя и испытывает большое желание выставить Мей за дверь. Но скрытая тревога в ее глазах, бешеное биение жилки на шее подсказывали, что работа здесь ни при чем. Тяжело вздохнув, Эндрю выпрямился и направился в сторону кухни, отлично понимая, что потом будет глубоко сожалеть об этом.

Он вошел в недоделанную комнату, нагнулся, поднял брошенный кем-то инструмент и положил его к остальным. Стараясь держаться спиной к Мей, подошел к окну и, поймав взгляд одного из рабочих, знаками показал, чтобы тот выключил компрессор. Он вдруг почувствовал, что боль, живущая в нем, сильнее, чем ему казалось.