– Он не миска овсянки, – обиделась Эмерсон.
– Верно, – согласилась Рен. – Он не миска овсянки. Потому что овсянку можно хотя бы съесть, даже без молока. А его есть тебе не захотелось бы.
– Ой, ну ради бога!
– Ну, это же правда, – сказала Рен.
– Главное – это то, что мы вместе. Не важно, что случится. Вместе мы сильнее.
– Да, – хором ответили Крикет и Рен.
– Когда я узнала правду о нашем отце, у меня почва ушла из‑под ног. Наш дом перестал быть для меня домом. Я чувствовала, что лишилась своих корней. Но мы с вами одна команда. Мы – бренд Максфилдов. В той же мере, что и он.
– Согласна, – сказала Рен.
– Согласна, – подтвердила Крикет.
И их поддержка придала Эмерсон уверенности.
Ее отец был не тем человеком, которым она его считала.
А ее отношения с Холденом…
Она все еще пыталась разобраться в них. Но ее связь с Рен и Крикет была очень прочной. Достаточно прочной, чтобы пережить все это.
Безусловно, ей придется поговорить с матерью. И возможно, она узнает что‑нибудь, что удивит ее еще больше.
Недели, которые последовали за этим, были очень странными. Они были спокойными, чего Эмерсон никак не ожидала. Ее жизнь изменилась, и она была удивлена, насколько эти изменения были позитивными.
Разумеется, утрата уважения к отцу не была позитивной. Но позитивной стала совместная работа с ее сестрами.
Они трое были отличной командой. И когда Холден потребовал, чтобы они выпустили линейку вин под именем его сестры, Эмерсон сочла это блестящей идеей. Сорайя была очень популярна в Сети, и ее образ стал воплощением юности. И ее репутация подсказала Эмерсон несколько идей, которые помогли бы продвигать их вина среди молодежи.
И это было так интересно – создавать что‑то не ради одобрения их отца. Разумеется, на каком‑то этапе им потребуется одобрение Холдена, но… все это так отличалось от той работы, которую она делала прежде.
Она делала это не только ради себя, но и ради него. И он доверял ей, уверенный, что она проделает хорошую работу.
И ей было так… легко на душе.
Первая партия этикеток, которую она заказала у известных дизайнеров, пришла достаточно быстро, и ей так хотелось поскорее показать их Холдену, что она едва сдерживала себя.
Но почему она была так взволнованна из‑за этого? Не то чтобы ей требовалось его одобрение, как это было с ее отцом. Скорее, ей хотелось разделить с ним свою радость. Ей хотелось сделать ему приятное. Сделать его… счастливым.
Но она понятия не имела, что может сделать счастливым такого человека, как он. Если он вообще способен быть счастливым.
И внезапно ее охватило страстное желание попробовать.
Он был странным человеком, ее муж, но она чувствовала в нем способность сильно любить.
То, что он делал ради своей сестры…
И ради матери тоже.
Он защищал мать от бесконечной вереницы бойфрендов. Он следил за тем, чтобы Сорайя вовремя отправлялась в школу. И когда он начал зарабатывать деньги, он купил дома для матери и сестры.
За прошедшие несколько недель она многое узнала о нем. Провела целое расследование в Интернете. И обнаружила, что он помогает нуждающимся людям, предоставляя им бесплатные дома и переводя им деньги.
Он прятал свою щедрость под маской цинизма и суровости. Зная все это, теперь она по‑другому смотрела на его нежелание признавать, что он затеял всю эту историю с местью из‑за любви к своей сестре. Словно, если он признается в этом, это будет катастрофой для него.
Она увидела его ковбойскую шляпу в окно дегустационного зала, где она ждала его с винами под брендом Сорайи.
Он вошел в зал, и ее сердце сжалось.
– У меня есть три образца готовой продукции, которые я хочу показать тебе. И я надеюсь, что они тебе понравятся.
Она взяла первую бутылку вина, с горлышка которой свисал маленький серебряный дикобраз.
– Очень красиво, – сказал Холден, проводя пальцем по золотой этикетке.
– Людям захочется сфотографировать их. И даже если они ничего не купят, они все равно выложат фото в Интернете и поделятся им со своими подписчиками.
Он посмотрел на две другие бутылки. С горлышка одной свисал маленький единорог из розового золота, а с горлышка другой – платиновая лисичка. И на каждой этикетке над названием вина стояло имя Сорайи.
– Она будет в восторге, – сказал он неожиданно смягчившимся голосом.
– Как у нее дела?
– Немного лучше. Ее сознание уже не настолько спутанное.
– А они знают, почему у нее случаются провалы в памяти?
Он рассказывал ей, что его сестра часто не помнит, что у нее случился выкидыш на позднем сроке. Иногда она пугала его, спрашивая о ребенке, которого у нее не было.
Это разбивало сердце Эмерсон. То, через что пришлось пройти Сорайе. И то, что ее отец так поступил с такой ранимой и беззащитной девушкой.
– Ее мозг предохраняет ее от травмы, – сказал Холден. – Хотя здесь есть и обратная сторона. Всякий раз, когда она узнает правду, она испытывает невыразимую боль.
– Я надеюсь, что это сделает ее счастливой, – указала на бутылки Эмерсон. – И она почувствует, что она часть всего этого. Потому что она и вправду теперь член нашей семьи. Из‑за тебя. Я и мои сестры… нам не безразлично, что с ней будет.
– Ты проделала потрясающую работу, – сказал он, и искренность в его голосе потрясла ее. – Ей это очень понравится.
