Перебегаю через тоненький ручеек, служивший мне источником чистой воды, и вскарабкиваюсь на уступ. Следом летит плазма. Совсем рядом. Тело обдает жаром. С потолка сыплется горячая каменная крошка. Отвечаю унылым плевком остатков плазмы. Все — заряд на нуле. Отбрасываю плазмоган. Жду, прощупывая пространство частыми щелчками. Говорят: «Он пуст! Вперед! Вперед!» Выбегают на площадку перед уступом. Прыгаю — как никогда высоко! — и даю залп всеми шипами. Плазма жжет бок. Из-за вспыхнувшей боли не чувствую как падаю на каменный пол и качусь кубарем, налетая на острые камни.
* * *
«Все хорошо», — подумал Говард. Он лежал в луже крови у холодной стены, зажимая рану на животе. В ноге и плече торчали костяные шипы. Рядом хрипел солдат. Двое других уже замолчали. Капитан поморщился, пытаясь подняться: «Все будет хорошо, крошки мои. Папа немного ранен, но не смертельно. Скоро подоспеет помощь. Меня спасут, не волнуйтесь. Я приеду домой, и мы поедем на велосипедах на пикник. Будет весело. Возьмем палатку, мяч, удочки. Будем плести венки из ромашек, бегать наперегонки и сидеть у костра. Ким будет рассказывать страшные истории, Кейра пробовать еду у всех, а потом скажет, что у нее самый вкусный кусок мяса. Джон съест весь жареный лук…»
* * *
Ползу, заливая кровью пол. Спасение тут за углом — совсем рядом. Последний рывок! Вываливаюсь из-за валуна. Вот он — мой шанс залечить смертельную рану. Он, кажется, еще жив. Но мне все равно. Подползаю и хватаю зубами тело. Ем…
— Сэм, вставай, хватит дрыхнуть, солдат! — голос Ника. — Или кто ты теперь?
Открываю глаза. Встаю. Потягиваюсь — приятно болят мышцы.
— А ты молодец, всех уработал. Мы с парнями возьмем трупы и отнесем их диким — пусть присоединяются. Ты не против?
— Нет, — качаю головой.
Ник и еще два зверя берут трупы солдат и волочат к выходу.
— Мы покажем этим пришельцам кто тут хозяин! Это — наша земля!
— Наша! — рычат монстры. — Война! Мы вырежем их всех как свиней!
Их гулкие шаги затихают. Сажусь на пол спиной к стене. Внутри — пусто, словно из меня вырвали что-то важное, дорогое, любимое. Мало того, я в этом сам и виноват. В чем? Не могу понять. Хватаю голову руками: «Что со мной не так?» Закрываю морду ладонями. Глаза болят. Становятся влажными. «Мне больше никогда их не увидеть!.. Кого?!!» — почти кричу.
«Венки из ромашек! Жареный лук! Ким! Кейра! Джон!!! — Вижу их неясные уплывающие вдаль образы. — Я все потерял». Вскакиваю. Бегу вон из пещеры. «Я должен это прекратить! Сейчас! Хватит войны! Хватит смертей! Хватит разрушений!» Пробираюсь сквозь поваленные обгорелые стволы деревьев, свозь смердящие туши, сквозь смерть, страх и отчаяние. Металлический забор. Наблюдательные вышки. Фонари светят в глаза. Машу руками. Кричу:
— Не стреляйте! Мы можем жить в мире! Мы не должны убивать друг друга…
Выстрел из плазмогана! Я вижу его, чувствую его, знаю, что это в меня, но не верю. Не верю! Это ошибка. Они — люди — умные, они все понимают, так же как и мы, они хотят жить, хотят любить, хотят добра и мира…
Удар! В груди — дыра: обугленные края, запекшаяся кровь, вареные внутренности. Падаю, уткнувшись лицом в угли. Пахнет гарью. Сквозь золу пробиваются новые зеленые ростки, синий жук карабкается по опаленной веточке, земля ходит над роющимся червем.
Ник стоял у скалы, крутя в руке огромный зазубренный тесак. Другой зверь с плазмоганом в руке тяжело вздохнул и спросил:
— Что это с ним стало?
— Он просто не того съел, — ответил Ник.
