Прости - [43]

– Ты давай брось это дело. Надо мной все ребята смеются. Иди, говорят, вон невеста за тобой явилась. А какая ты мне невеста? Я тебя не люблю и никогда не полюблю. Так что хватит за мной ходить. А лучше уезжай, поступай в свой институт и так далее.

Я думал, она заплачет. Но она только губы сжала и побледнела. Худенькая, маленькая, на самом краю обрыва. Казалось, ее первый же порыв ветра вниз сбросит.

– Отойди, – я попытался отодвинуть ее от края, да где там. Только головой мотнула – и глядит не пойми куда.

Тут уж я вправду перепугался: что, если она в расстройстве решила сама вниз шагнуть? Разбиться не разобьется, тут глина и песок, но ведь переломается, дура.

– Не бойся, – сказала она наконец и даже улыбнулась, горько так. – Ничего я не сделаю. Только и не уеду. А если сам уедешь – найду. Я все понимаю, но это не имеет значения.

Я глядел на нее почти с уважением. Тогда-то уже понимал, что не такое уж я сокровище, чтоб за меня цепляться. А вот уцепилась. Ручки маленькие, но сильные. Кулачок крошечный, а ведь не выпустит.

И не выпустила. И из пьянства вытащила, оттащила от края, куда я уже готов был шагнуть. И доучиться заставила.

Тогда я, наверное, и сдался. Если ее устраивает муж, который ее не любит, так тому и быть. Она-то меня, к слову, в ЗАГС не тащила, даже не намекала. Вот про ту же учебу – да, всю плешь проела, а про женитьбу – ни-ни. Да и про все остальное. Сейчас кому скажи – не поверят, а мы с ней поцеловались в первый раз только на собственной свадьбе. Она просто заботилась обо мне и ждала. Я никогда не спрашивал (а теперь уже и не спросишь): не жалеет ли? Но думаю – нет. Она такая. Была.

Может, я был и не самым лучшим мужем, но на других женщин не заглядывался. Отец с матерью, кстати, вот кто счастлив был. Отец с Тихоновым еще когда в письмах эту тему обсуждали, мол, неплохо бы. Брачные заговорщики.

Перед самой свадьбой хотел было я еще раз с Тосей поговорить. Но никто не знал, где она: отучилась и уехала. Из деканата меня чуть не пинками выгнали – кто ты такой, чего выспрашиваешь. В общежитии и того хуже, чуть в милицию не сдали. Мишку спросил, он только головой помотал. Правда, сказал, что с Родионовым у Тоси вроде тоже не сложилось. А я про Родионова уже и забыл почти. Как не было его, а ведь вся жизнь наперекосяк пошла. Прав был старик Шекспир: мавр сделал дело – и вали отсюда.

Родители хотели свадьбу попышнее, но я уперся: распишемся и довольно. И Таня меня поддержала, она от моих же собственных родителей меня защищала, а они почему-то с ней никогда не спорили.

Квартира собственная у нас позже появилась, а тогда две комнаты в коммуналке – это уже было богатство: родители в одной, мы с Таней отдельно. Не на головах друг у друга. Потом Витька родился, а когда Оленька появилась, квартиру дали. Мишка на новоселье притащил ящик водки, Таня его вместе с этим ящиком чуть не выгнала. И правильно: кому? Обмывали новую квартиру только мы, родители, да вот Мишка еще, он забегал ко мне иногда. А так я после Сибири новых друзей в Москве и не завел, не хотелось, что ли. Помогал Тане быт обустраивать, полочки прибивал, в молочную кухню, помню, бегал за прикормом, стеклянные такие бутылочки затыкали стерильными ватками, и я их таскал, все боялся разбить. Образцовая семья из кино, ей-богу. И я тут, весь из себя идеальный муж, примерный отец и почтительный сын…

Александру почему-то вдруг вспомнилось, как, собираясь переезжать в их новую модную квартиру, Кира выбросила его первый рюкзак и заслуженную штормовку: «Давай не будем тащить на новое место старый хлам! Если вдруг соберешься в поход, купишь новое, еще и получше». А он почему-то согласился. Даже не обратил внимания на это вот «если соберешься». Не «когда», а «если». Она заранее распланировала все. Решала – и двигалась к намеченной цели.

Как с квартирой этой проклятой. Кире хотелось жить в старом центре, и она «взяла все хлопоты на себя, что ж тебя от дел отвлекать». А он, как выяснилось, многого об этой квартире не знал. Начиная с цены и вплоть до… а, чего уж теперь. Может, если бы вник тогда, и бизнес бы сохранить удалось. Но, с другой стороны, сам же решил, что как сегодня – оно и лучше. Зачем сейчас вспоминать?

Не зачем, а почему. Потому что настойчивость бабушки Тани вдруг напомнила «решительность» Киры. Муж – голова, но жена-то – шея!

Может, это семейное проклятье – проходить мимо предназначенных тебе женщин и связывать жизнь с чужими? У деда хоть Тося была, а у Александра? Сайты знакомств? Что там у нас нынче в тренде? Тиндер какой-нибудь?

И тут же стало обидно за бабушку Таню. Она ведь не насильно деда на себе женила. И не требовала ничего. И уж точно никогда не стала бы выбрасывать удочки, палатку или сапоги. Как можно! И в доме всегда пахло то плюшками, то хитро запеченной бужениной, то специями для домашних консервов. Бабушка даже тушенку делала, что там «Китайская стена»! А ведь она работала. В их с Кирой доме никогда никакими борщами и запеканками и близко не пахло, холодильник ломился от контейнеров с готовыми салатами из пророщенного чего-то там с очищенным чем-то тут. Едой это считать было нельзя, как и их квартиру – домом. А он считал. Думал, так и надо.