Прости, но я скучаю - [71]

Маккензи глубоко, прерывисто вздохнула.

– На одном из форумов они познакомились с парнем по имени Оуэн. Он внушил им, что он – их старший брат, они переписывались несколько месяцев, и он рассказал им байку, будто его дом сгорел дотла и ему нужны деньги на билет до Калифорнии. Он сказал, будто у него предчувствие, что их биологическая мать именно там. Он попросил денег и пообещал вернуть, как только сможет, и сказал, что если найдет мать, то попытается убедить ее вернуться и встретиться с ними. Вот куда они отправились той ночью. Встретиться с Оуэном и отдать ему все свои деньги.

– И обручальные кольца твоей мамы.

Маккензи, казалось, не расслышала, и Сунна была рада этому. Ни от кого раньше она не слышала таких серьезных признаний, и ей было трудно слушать, не пытаясь как-то реагировать.

– В общем, это была я. – Голос Маккензи зазвучал громче, как будто до нее только сейчас дошло, что никто посторонний ее не услышит. Должно быть, ей было приятно не только облегчить душу, но и сделать это во весь голос. – Анонимная наводка, из-за которой возобновили дело. Я позвонила в полицию из телефонной будки. Дала им название форума, имя пользователя и пароль. То, что я должна была сделать давным-давно.

Сунна потеряла дар речи. Наверное, к лучшему: если бы она заговорила, наверняка ляпнула бы что-нибудь невпопад. Собственно, когда говоришь о чем-то подобном, любые слова будут невпопад.

– Я знаю, ты, наверное, осуждаешь меня, – сказала Маккензи, и Сунна съежилась. Это была правда, и Сунна ничего не могла с этим поделать. Хотя ей и не хотелось осуждать Маккензи. – Мне было тринадцать. Я была ужасно зла на них за то, что они бросили меня в наш день рождения, но я не хотела, чтобы они возненавидели меня за то, что я их сдала. Я же не знала, – голос Маккензи стал еще громче и сорвался, – что если я их не выдам, то никогда больше не увижу. Я росла в безопасности, и, честно говоря, мне и в голову не приходило, что такое может произойти. Я думала, честно, я так думала, Сунна, что самое ужасное произошло раньше, чем они встретились с Оуэном. И неважно, что я передала информацию полиции, потому что одно с другим не связано. Глупо, правда? – Маккензи пришлось на несколько минут замолчать; Сунна тоже молчала. Всю жизнь она прожила, не ведая, что такое гробовое молчание, а сейчас свыклась с ним за какие-то десять минут.

– Но это еще не все, – наконец медленно проговорила Маккензи. – Джаред тоже знал. Это он отвез их туда. Тогда он встречался с Таней, а не со мной. Я всегда думала, что, когда она исчезла, у них было свидание, но он никогда не был со мной откровенен.

– Откуда ты знаешь, что он знал?

– Он пришел на следующий день. Родители метались по всему городу в поисках сестер, а я должна была оставаться дома на телефоне – вдруг они бы позвонили. Мама зашла к нему домой, чтобы проверить, нет ли там сестер или хотя бы Тани, и он сказал ей, что накануне вечером был дома и не встречал их. Но я видела, как той ночью они ушли все вместе, и закатила жуткую истерику из-за того, что меня не взяли. Он знал, что я знаю. Он ужасно нервничал и волновался. Он сказал, что Кейт и Таня ушли с вечеринки рано. Он не знал, когда и с кем, просто в какой-то момент огляделся, а их не было. Он сказал, что никогда не видел парня, с которым они должны были встретиться. Но он не беспокоился о них; они, вероятно, просто ушли к кому-то домой и там переночевали. Беспокойство моих родителей действовало ему на нервы, и он вел себя так, как будто прийти ко мне для него было огромным неудобством. Но он сказал мне, – Маккензи прервалась и сменила позу в темноте, – чтобы я никому об этом не рассказывала. Оказывается, он прикрывал своих родителей, которые продали выпивку для их вечеринки. Ты можешь в это поверить? Что родители попросят своего сына солгать ради них? А он попросит еще и меня лгать ради них? И самая большая глупость в том, что я втрескалась в него. Поэтому я пообещала, что ничего не скажу. Втрескалась, Сунна. Я…

Маккензи рассматривала огромный черный свод над ними.

– Я никому не рассказала о том, что знала. Кажется, поначалу я даже поверила ему, что ничего страшного не случилось, что сестры, вероятно, у кого-то из подруг. А к тому времени, когда полиция начала задавать вопросы, я уже солгала родителям, сказала им, что легла спать сразу после празднования дня рождения и не слышала, как они ушли. Я была ужасно наивной. Все это казалось необратимым. И я боялась. Боялась, что они подумают, будто я сотворила что-то ужасное и поэтому солгала. Подумают, что, если бы я не солгала, сестер можно было бы спасти, и я очень, очень боялась, что это правда. До сих пор боюсь, честно… – Она тихо рассмеялась. – Я – теперь я это понимаю – боялась даже Джареда, и все окончательно запуталось, когда мы с ним начали встречаться. Тайно, потому что мои родители… Сунна, все это было так…

– Нет, я понимаю. Не нужно оправдываться. Я и сама начинаю бояться.

– А теперь… ну, понимаешь? Я никогда не смогу им сказать.

– Мак. Они бы поняли. Тебе же было тринадцать. В тринадцать люди еще не умеют принимать решения. Тебе бы сразу стало легче.