Прости, но я скучаю - [68]

Она просто спросит Маккензи.

Есть ли у призраков ноги?

Маккензи

Маккензи смутно уловила, что в дверь стучат, но звук так органично вписался в ее сон, что несколько мгновений ей казалось, будто ее методично и небольно стукают по голове дубинкой. Потом до нее дошло, что звук доносится от двери, и сердце заколотилось. Маккензи попыталась прогнать мысль о привидениях. Она на цыпочках подошла к двери, отодвинула стул, бесшумно взбежала по лестнице к следующей двери и попыталась разглядеть сквозь щель внизу, что там: человеческие ноги или – о, ужас – пустота?

Ноги. А есть ли у призраков ноги? Ноги были босыми, что означало, отбросив сверхъестественное, что это, скорее всего, либо Мод, либо Сунна. Или Грант, босиком вернувшийся за следующей порцией всеобщего крайнего унижения.

– Да? – опасливо прошептала Маккензи.

– Мак, это я, Сунна.

Маккензи вздохнула с облегчением и открыла дверь.

– Привет. Ты знаешь, который час?

– Хм. – Сунна выставила бедро и прищелкнула языком. – Извини, я так разозлилась на Мод за то, что она притащилась ко мне посреди ночи, а теперь сама… Но знаешь, Мак, я проснулась от того, что она была в моей спальне. Сидела на моей кровати.

– Но… Который час? – Маккензи почувствовала, что ее голос сорвался, и смущенно затеребила подол слишком просторной ночной рубашки.

– Ты права… Извини. Вообще-то… не знаю… около двух?

– Подожди, она что, села на твою кровать?

– Ну, не сразу. Но вообще-то да. Я проснулась оттого, что она ходила по спальне. Честно говоря, Мак, я почти пожалела, что это не призрак.

– А ты что здесь делаешь? В данный момент?

– Э-э… Можно мне войти?

– Конечно.

Маккензи первой подошла к столу и плюхнулась на стул, протирая заспанные глаза.

– В чем дело?

– О боже. Не знаю, с чего и начать… – Сунна тоже села со смущенным, извиняющимся видом.

– И я не знаю, – сказала Маккензи; ей было не по себе. Это наверняка касается Кейт и Тани. Слишком уж странно ведет себя Сунна, так что вряд ли здесь что-то другое.

– Итак… – Сунна обшарила взглядом кухню Маккензи, водя глазами по столешницам и верхушкам шкафов. – Я вынюхивала. Как Мод. Извини. Ничего не могла с собой поделать. Побывала в Фейсбуке – знаешь же, как легко шпионить, рыская по соцсетям. Даже слишком просто, понимаешь? Как будто ничего такого и не делаешь.

Маккензи сидела напротив Сунны, стараясь держаться как можно спокойнее. Да, она знала. Это легко. Но это не означает, что это необходимо. Можно и не вынюхивать, если хоть немного себя сдерживать. Вот ведь любопытные тетки. Ну почему они не могут отвязаться?

– Не следовало этого делать, но я поискала их в Фейсбуке, – продолжала Сунна. – И нашла похожую картинку, более четкую, чем в газетах. Мод глубоко ошибается – ни одна из них не ты.

– Это правда, – сказала Маккензи. – А я и не говорила, будто одна из них я.

– Ты говорила, что твоя сестра-близняшка пропала. А Кейт и Таня Саймонс – это имена сестер-близнецов, которые пропали без вести в свой день рождения. Но я видела их фотографии, и ты совсем на них не похожа. Нигде. Ни в газетах, ни на четком фото профиля в Фейсбуке.

– Я никогда не говорила, что моя сестра-близняшка пропала. С чего ты взяла?

– Я… – Сунна растерялась. Она опустила голову на стол. – Я не знаю, Мак, – сказала она приглушенным голосом. – Наверное, я перепутала твои слова с тем, что сказала Мод. Она нашла эти статьи о Кейт и Тане Саймонс, пропавших близнецах… И, думаю, сама заполнила некоторые пробелы.

– Мод? Заполнила пробелы? Не смеши меня, Сунна.

Сунна подняла голову, чтобы посмотреть, не шутит ли Маккензи. А еще проверить: если Маккензи шутит, значит ли это, что она не злится?

(Первый ответ был утвердительным, второй – отрицательным.)

– Но в любом случае да. Кейт и Таня – мои сестры. Они – близнецы, а я – вечный третий лишний.

Сунна выпрямилась.

– Понятно. И кто, по-твоему, написал это письмо? Таня?

Маккензи почувствовала, что к горлу подступает смешок: такой смех возникает, когда внутри слишком много эмоций и от некоторых организму необходимо побыстрее избавиться.

– Нет. Это не Таня, потому что Таня умерла. Мы видели ее тело; оно в гробу, в могиле. Засыпано землей. Таня не пишет писем и не предлагает встретиться в кафе, потому что она давно и бесповоротно мертва. Да, где-то в глубине души у меня есть крупица надежды, что письмо написала Кейт. Но я почти уверена, что она… ну, сама знаешь. Тоже больше не пишет писем.

Сунна выждала должное время, прежде чем снова заговорить: негласная минута молчания для каждой из мертвых девушек.

– Ну, а Кейт Вайс? Это кто такая? – наконец спросила она.

– Я. Это мой псевдоним. Кейт – потому что… ну, понятно, а Вайс – фамилия солиста одной из моих любимых групп. Мне нравится писать, но я начала совсем девчонкой, и родители мне не разрешали, поэтому я взяла псевдоним и все равно пишу.

– Ну, хорошо, но ты-то тогда кто?

– То есть, как – кто я? Я – Маккензи Саймонс. Обвиняемая.

– Я искала тебя. В соцсетях. И не нашла.

– Добро пожаловать в мир девчонки, чьи старшие сестры растворились в воздухе. По-твоему, родители разрешили бы мне завести аккаунты в соцсетях? Думаешь, родители дали мне спокойно окончить школу? Они выдернули меня оттуда на той же неделе. Бац! На домашнее обучение. Хорошо, что у меня была Селеста, иначе я бы концы отдала. Это было самое худшее. Поэтому в газетах обо мне ни слова: родители боялись, что похититель, или кто он там, вернется за мной, и упросили газетчиков не упоминать меня в статьях. Как будто думали, что, если о моем существовании никто не узнает, я буду в безопасности. Действительно отличный способ повзрослеть. Ты даже не представляешь, какое это чудо, что я вообще живу здесь, в этом городе, так далеко от дома. Я за это боролась. Боролась изо всех сил, а теперь, когда я здесь, только и думаю, как бы вернуться домой. Я цепенею от ужаса каждую секунду, я почти уверена, что страх просто отпечатался в моей ДНК, – но все же я здесь. И знаешь что? Я ни разу не была на настоящем свидании. И в кино. И вообще нигде. После того как пропали мои сестры, я ни разу не выходила из дома после ужина, разве что на работу. Потому что я твердо вбила себе в голову, что, если я выйду вечером и исчезну, меня никто не найдет. У них не будет улик! Или, например, найдется человек, который видел меня в последний раз, и все расследование будет зависеть от его показаний – представляешь, какой груз ляжет на этого человека?