Прости, но я скучаю - [27]

Мод поцокала языком – точь-в-точь треск старой печи в промерзшем доме.

– Что такое?

– Я ничего не сказала.

– Вы издали звук.

– Какой еще звук?

– Такой: как будто хотите что-то сказать, но не хотите говорить гадость.

– Я не собиралась говорить гадости, – возмутилась Мод.

Сунна ждала.

– Просто до меня наконец дошло. Она вообразила, что лучше тебя, но ты-то считаешь, что никто не может быть лучше тебя. Вот вы и поругались.

– Вот вы и сказали гадость.

– Ну, вообще-то, зная тебя…

– Но вы совсем не знаете меня. – Сунна уже чувствовала скорее усталость, чем злость. – Мы познакомились всего пару дней назад.

– Просто интересно… – Мод умолкла и задумалась. – Наверное, в ее версии все выглядит по-другому.

– Ясное дело, у нее другая версия. Я не такая дура, чтобы не понимать: в ее версии она белая и пушистая. Но послушайте, если вас интересует моя версия, нечего на меня так цокать…

Мод снова уставилась в чашку.

Тут заговорила Маккензи, и ее голос как будто растопил ледяное молчание.

– Но это естественно, – сказала она. – У меня тоже есть такие подруги, хотя масштаб, конечно, не тот. Интернет-слава действительно поглощает людей целиком. Но я хотела сказать… разве может быть иначе, если ты Бретт Залещук? – На этот раз Маккензи забыла притвориться невозмутимой.

– Да. – Наивно было со стороны Сунны воображать, что, переехав несколькими провинциями дальше, она убежит от репутации Бретт. Точь-в-точь жены из сериалов 90-х, которые, поссорившись с мужем, убегали спать на диван, но наутро оказывалось, что муж так никуда и не делся.

Но Маккензи вроде бы сочувствовала Сунне. И на том спасибо.

– Значит… если ты думаешь, что это она написала тебе письмо, вы, наверное, больше не разговариваете?..

– Мы поссорились. Она переехала в собственную квартиру; мы уже какое-то время отдалялись друг от друга, а тут она вдруг смогла себе позволить жить в престижном районе, в шикарном доме. Но мы все еще держались вместе. Я пришла к ней на ужин, она спросила меня, что я обо всем этом думаю, и я ей высказала. Я сказала ей, что мне жалко смотреть, во что она превратилась, и… – Сунна почувствовала, что ее голос дрожит, и быстро сделала глоток кофе. Ей не хотелось расстраиваться. Злиться – это правильно, а вот расстраиваться неловко. – А потом, не знаю, все как будто взорвалось. Мы начали орать друг на друга. Вопили как резаные. Я никогда ни на кого так не злилась, и никто никогда так не злился на меня. И то, что это была она… Я обзывала ее… Ну… Сунна густо покраснела. – Как только не обзывала. А она меня – еще и похуже, чтоб вы знали.

Мод, казалось, прикусила язык в буквальном смысле.

– Она сказала, что мы подружились только потому, что это было удобно. В нужном месте, в нужное время. Нам обеим нужен был хоть кто-нибудь, а она не была разборчива, иначе никогда бы не выбрала меня. Она сказала, что я ее использую, чтобы куда-то попасть, потому что сама я ничего не добилась. А я ей сказала, что она стала другим человеком, фальшивкой, а она мне – что я завидую.

– И с тех пор вы не разговаривали? – спросила Маккензи.

– Разговаривали. Мы еще долго общались после той ссоры.

– Почему? – Мод явно не могла смириться с тем, что сбита с толку. Она сидела, ссутулившись, скрестив руки на груди. Весь разговор был для нее сплошной нелепой загадкой. – Если бы мне такого наговорили, я бы сразу прекратила всякую дружбу.

Сунна вздохнула.

– Она была мне как родная, понимаете? Человек, который может говорить тебе в лицо самые обидные, нелепые, ужасные вещи, а ты все равно его любишь.

Маккензи серьезно кивнула.

– Но она, вероятно, ничего такого не чувствовала, потому что немного позже, после того как мы вроде бы помирились и снова начали «дружить», она, – Сунна махнула рукой в сторону Маккензи, – она исчезла. Однажды не пришла на кофе, а потом просто перестала звонить. Была ее очередь, понимаешь? Мяч был на ее половине поля. И вот теперь она богатая пустышка, королева интернета, и все лижут землю, по которой она ходит… – Сунна покачала головой и несколько раз пожала плечами. – Я слишком завожусь, когда говорю об этом. Извините.

– Ничего, – сказала Маккензи. – И все-таки у меня вопрос. Откуда бы здесь взялась Бретт Залещук? И откуда она могла узнать, где тебя найти?

Сунна сама хотела бы знать ответ. Ну почему? Почему бы ей не признать, что это дикое предположение, что письмо, скорее всего, предназначалось Маккензи или Мод, но уж никак не ей? Но, как бы то ни было, признавать это пока не хотелось.

– Не знаю, как она узнала, где я живу, – может быть, от общих знакомых, но она много ездит по работе; брендовые фирмы возят ее повсюду, тренажерные залы приглашают ее для мотивационных… – Сунна умолкла и напрягла память, отчаянно пытаясь вспомнить, что было в письме. Что, если «Огненный фитнес» пригласил Бретт провести презентацию для сотрудников или сняться в каком-нибудь рекламном видео нового филиала в Реджайне? Что, если секретарша дала ей адрес Сунны? Кому попало она бы не дала, но Бретт Залещук… Что, если?..

До этого момента Сунна по-настоящему не верила, что письмо было написано ей. Она только притворялась, будто тяжесть в груди вызвана нежеланием снова увидеть Бретт. На самом деле это была грусть от мысли, что она больше никогда ее не увидит. А теперь в ней клокотало настоящее нетерпение. Был шанс, законный шанс, что письмо адресовано ей.