Простая история - [21]

Шрифт
Интервал

«Подумать только, — размышлял Гиршл, — я всегда был убежден, что никакие свахи не поймают меня в свои сети. Вот я и попался! Как я теперь смогу разговаривать с Блюмой, как взгляну ей в лицо? О, если бы ускользнуть сейчас домой, закрыть лицо руками и прислушиваться к ее шагам в соседней комнате!» Конечно, ее уже там нет, но когда Гиршл думал о ней, ему казалось, что она все еще живет в их доме.

Веселье между тем становилось все более шумным. Борух-Меир уже послал в свою лавку за миндальной настойкой и изюмным вином. Пьющие пили, непьющие ели. Уже мало кто мог вспомнить, что явилось причиной этого пира.

Гимпл Курц, разглядывая свой стакан, сказал Софье:

— Знаете, я не возражал бы против того, чтобы мой стаканчик был побольше.

— Дело поправимое, — возразила Софья. — Надо чаще его наполнять. К чему вам больший стакан?

Курц кивнул, как будто его вера в человеческий разум была восстановлена, и подтвердил:

— Действительно, Софья, к чему?

— Дело в том, — вмешался Лейбуш Чертковер, — что, если бы у него была посуда побольше, ее можно было бы использовать как банную шайку.

— Шайка у меня уже есть, — заявил Курц. — Единственное, что мне еще нужно, — это березовый веник!

Мотши Шайнбард постучал костылем об пол и сказал:

— Береги бороду, Лейбуш,

— Отпусти собственную, — отреагировал Лейбуш, хватаясь за подбородок, — чего тебе от моей понадобилось?

— Сделать из нее банный веник.

— Пусть твой костыль сгниет в аду, Мотши, если Гимплиных усов не хватит на десять мужиков его комплекции.

— Мой костыль тут ни при чем, — сказал Мотши. — Черт найдет ему лучшее применение. С помощью моего костыля он раскочегарит адское пламя для таких святош, как ты.

— Выпьем, господа! Пьем до дна! — воскликнул Гильденхорн, щелкая пальцем по стоявшему перед ним графину с вином.

— За твое здоровье, Гимпи! — поднял свой бокал Лейбуш.

— И за твое, Лейбуш! — откликнулся Курц. — Да позволено нам будет…

— …испить райское вино, не пролив ни капли, — закончил Лейбуш.

— Аминь, во имя всех евреев, — сказал Айзи Геллер.

— Аминь и еще раз аминь! — поддержал его Мотши Шайнбард.

— За ваше здоровье, — обратился Курц к Гедалье.

— Да позволено нам будет…

— …чтобы, — подхватил Лейбуш.

— …чтобы Господь смилостивился над нами, грешными!

— …и над нашим дорогим Гиршлом! — закончил Гильденхорн.

— Гиршл, налей себе вина, — предложил жениху Лейбуш.

…«Что делать? — думал Гиршл. — Надо терпеть до конца. Вероятно, брат моей матери был не совсем сумасшедшим, когда сбежал в лес. Возможно, он сделал это сознательно, находясь в здравом уме!»

Балобан осмотрел Гиршла с головы до ног и заявил:

— Я читаю ваши мысли, господин Гурвиц. Я читаю каждую вашу мысль. Вы у меня как на ладони.

Гиршл покраснел.

— Знаю, — продолжал Балобан, — что день, когда вы признались в своей любви, — самый счастливый в вашей жизни. Я испытывал то же самое, когда сделал предложение моей покойной жене. И так каждый из нас! Но говорю вам, это еще ничто по сравнению с тем, что вы испытаете в день свадьбы. Посмотрите, как он краснеет. Это сама невинность! Я за невинность! Она так же идет молодому человеку, как… как… к сожалению, не могу подобрать хорошее сравнение. Но зачем искать сравнения, когда у нас есть готовые клише? Невинность идет молодому человеку, как подвенечное платье невесте! Поэтому я утверждаю, что самое главное — это день свадьбы, а не день помолвки. Поверьте мне, господа, все наши сегодняшние тосты — всего лишь репетиция. Так выпьем за тот день, когда господин Гурвиц и мадемуазель Цимлих будут стоять вдвоем под свадебным балдахином!

Балобан нежно смотрел на Гиршла. Подумать только, этот галантный человек, умеющий читать чужие мысли, — тот самый человек, который бросил ему сигарету, как нищему. Но такова природа: когда мы поступаем так, как всем того хочется, даже наши мысли становятся интересны другим. Если же происходящее не устраивает их, они не уделят нам ни минуты своего драгоценного времени.

— За здоровье жениха! — Множество рук тянулось к Гиршлу.

Ему пришлось пожимать все эти руки и благодарить каждого за поздравление. Бокалы звенели, в комнате становилось все жарче. Цирл, раскрасневшись после обеда, улыбалась Берте, а Берта улыбалась ей.

Борух-Меир, в который раз наполнив свой бокал, предложил:

— А теперь выпьем за здоровье невесты!

— Вот это правильно! — одобрил Курц.

— Пусть у меня рука отсохнет, если я не хотел давно уже поднять тост за невесту, — признался Мотши Шайнбард.

— Почему же ты этого не сделал? — поинтересовался Айзи Геллер.

— Потому что его бокал не был пустым, — объяснил Лейбуш. — При каждом новом тосте следует поднимать полный бокал, а он никак не допьет того, что было налито раньше.

Быстро освободив свои бокалы, гости выпили за невесту.

Софья была сильно возбуждена. Потом она несколько поостыла, хотя и не могла понять почему.

— А теперь давайте выпьем за жениха! — предложила она, поднимая свой бокал.

Голос ее дрожал, но она храбро сжимала ножку бокала, одним глотком опустошила его, стукнула им об стол и поставила вверх дном.

— О, мужественная женщина! — отметил Лейбуш Чертковер.

— Теперь пора выпить за отца жениха! — поднял свой бокал Цимлих.


Еще от автора Шмуэль-Йосеф Агнон
Вчера-позавчера

Роман «Вчера-позавчера» (1945) стал последним большим произведением, опубликованным при жизни его автора — крупнейшего представителя новейшей еврейской литературы на иврите, лауреата Нобелевской премии Шмуэля-Йосефа Агнона (1888-1970). Действие романа происходит в Палестине в дни второй алии. В центре повествования один из первопоселенцев на земле Израиля, который решает возвратиться в среду религиозных евреев, знакомую ему с детства. Сложные ситуации и переплетающиеся мотивы романа, затронутые в нем моральные проблемы, цельность и внутренний ритм повествования делают «Вчера-позавчера» вершиной еврейской литературы.


Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся. Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю.


Израильская литература в калейдоскопе. Книга 1

Сборник переводов «Израильская литература в калейдоскопе» составлен Раей Черной в ее собственном переводе. Сборник дает возможность русскоязычному любителю чтения познакомиться, одним глазком заглянуть в сокровищницу израильской художественной литературы. В предлагаемом сборнике современная израильская литература представлена рассказами самых разных писателей, как широко известных, например, таких, как Шмуэль Йосеф (Шай) Агнон, лауреат Нобелевской премии в области литературы, так и начинающих, как например, Михаэль Марьяновский; мастера произведений малой формы, представляющего абсурдное направление в литературе, Этгара Керэта, и удивительно тонкого и пронзительного художника психологического и лирического письма, Савьон Либрехт.


Рассказы

Множественные миры и необъятные времена, в которых таятся неизбывные страдания и неиссякаемая радость, — это пространство и время его новелл и романов. Единым целым предстают перед читателем история и современность, мгновение и вечность, земное и небесное. Агнон соединяет несоединимое — ортодоксальное еврейство и Европу, Берлин с Бучачем и Иерусалимом, средневековую экзегетику с модернистской новеллой, но описываемый им мир лишен внутренней гармонии. Но хотя человеческое одиночество бесконечно, жива и надежда на грядущее восстановление целостности разбитого мира.


До сих пор

«До сих пор» (1952) – последний роман самого крупного еврейского прозаика XX века, писавшего на иврите, нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона (1888 – 1970). Буря Первой мировой войны застигла героя романа, в котором угадываются черты автора, в дешевом берлинском пансионе. Стремление помочь вдове старого друга заставляет его пуститься в путь. Он едет в Лейпциг, потом в маленький город Гримму, возвращается в Берлин, где мыкается в поисках пристанища, размышляя о встреченных людях, ужасах войны, переплетении человеческих судеб и собственном загадочном предназначении в этом мире.


Эдо и Эйнам

Одна из самых замечательных повестей Агнона, написанная им в зрелые годы (в 1948 г.), обычно считается «закодированной», «зашифрованной» и трудной для понимания. Эта повесть показывает нашему читателю другое лицо Агнона, как замечал критик (Г. Вайс): «Есть два Агнона: Агнон романа „Сретенье невесты“, повестей „Во цвете лет“ и „В сердцевине морей“, а есть совсем другой Агнон: Агнон повести „Эдо и эйнам“».


Рекомендуем почитать
Романтик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Королевское высочество

Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.


Угловое окно

Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.


Столик у оркестра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.