Простая история - [19]

Он встал. Голова его кружилась. Зная, что таких маленьких человечков не бывает, он оглядел комнату. От табачного дыма у него кружилась голова. Он вознамерился выйти на улицу, но вспомнил историю о человеке, который ушел со званого обеда, не попрощавшись с хозяевами, а на следующий день его обвинили в том, что он украл в этом доме какую-то ценную вещь. Гиршл знал, что с ним такое не произойдет, но на всякий случай вынул руки из карманов, чтобы продемонстрировать — он ничего не стащил.

В этот момент дверь открылась и вошла Мина. Гиршл собрался с мыслями и направился навстречу, поздороваться, помочь снять пальто и перчатки.

Через минуту они уже беседовали как старые друзья. Гиршл ни на минуту не умолкал, чтобы поддержать разговор. Он боялся, что Мина оставит его одного, и говорил с ней о чем угодно. Никогда он так много не разговаривал. С одной темы он перескакивал на другую.

Мина, с которой никто так оживленно еще не беседовал, стояла как приросшая к месту. Она ловила каждое слово Гиршла, уши ее пылали. Взглянув через плечо и убедившись, что картежники не обращают на него ни малейшего внимания, Гиршл принес два стула, для себя и Мины. Затем он возобновил свой монолог, а Мина молча слушала. Молчание девушки не произвело на него большого впечатления, но ее внимание льстило ему.

У Мины почти не было знакомых молодых людей, если не считать четырех или пяти учителей в пансионе, из которых одни были холостыми, другие женатыми. Она никогда не была любимицей педагогов, тем более не приходилось ей гулять с кем-нибудь из учителей в парке. Для них она была всего лишь одной из учениц, плата за учебу коих служила источником их жалованья. Они не уделяли ей особого внимания, сводя к минимуму тот объем знаний, которые им надлежало передать ей. Так что, сидя возле Гиршла, она была удивлена вдвойне — и тем, что он не устает от ее общества, и тем, что ей так интересно с ним. Сначала она задавала себе вопрос, были ли те мужчины, которыми увлекались ее подружки, столь же обаятельными, как Гиршл. Отказавшись в конце концов от сравнений, она всецело сосредоточилась на беседе.

Гиршл же старался не ударить лицом в грязь. Он разглагольствовал на самые разные темы, говорил хорошо модулированным голосом и не заикался, как с ним случалось, когда он разговаривал с Блюмой. Этому способствовала и Мина, которая не смотрела на него недоверчиво, как Блюма.

Так Гиршл сидел и разговаривал, не пытаясь при этом произвести впечатление на Мину, как прежде на Блюму. Мина и Блюма были такие разные, по-разному следовало и разговаривать с каждой из них. Но поскольку в последние дни он вообще ни с кем не разговаривал, теперь он с радостью поговорил бы и с той, и с другой.

Вдруг Гиршл заметил, что на них смотрят. Он покраснел, забыл, о чем говорил, и замолчал на полуслове.

Именно в этот момент Гильденхорн, все еще с картами в руке, засмеялся и воскликнул:

— Посмотрите на этих двух голубков, как они воркуют!

Гиршл смутился. Ему было страшно стыдно: публично оскорбили не только его, но и Мину. Обида, нанесенная их чести, которую он не сумел парировать, привела его в бешенство. Ему было стыдно взглянуть на людей. Но, подняв голову, он увидел, что все дружески и ободряюще улыбаются. Ему в жизни не приходилось видеть столько пар ласковых глаз, глядевших на него с одобрением. Прежде чем он мог понять, что происходит, Гимпл Курц подошел к нему, взял за руку и процитировал несколько стихотворных строк о юноше в прекрасном саду, которого автор поэмы подстрекает сорвать растущие там плоды. При этом он так подмигнул, что ни у кого не осталось сомнений: под юношей имеется в виду не кто иной, как Гиршл, под садом — Мина и т. д.

Что должна подумать Мина о человеке, поведение которого так опозорило ее? Гиршл не смел взглянуть на нее. Он как бы окаменел, и, пожалуй, только пожар или война могли вернуть ему способность двигаться.

Однако у Провидения были совсем другие планы. Когда Гиршл был еще искоркой в глазу своей матери, ангел небесный провозгласил:

— Гиршл, сын Боруха-Меира, предназначается Мине, дочери Гедальи.

И когда Гиршл наконец поднялся со стула, в руке у него была рука Мины. Глаза девушки сияли. Казалось, она ожидала этого мига с тех самых пор, как ангел провозгласил предначертание Всевышнего.

Что заставило Гиршла взять руку Мины? Он только хотел сказать ей:

— Прошу вас, не считайте, что я в этом виноват!

Но прежде чем он успел промолвить эти слова, Ицхок Гильденхорн подошел к нему, хлопнул по плечу и произнес:

— Вот молодец! Теперь ты мужчина среди мужчин!

Придя в ужас, Гиршл выдернул свою руку из руки Мины. Гильденхорн схватил ее и провозгласил:

— Их гратулире!

Сказать жениху «Их гратулире!», конечно, не то же самое, что «Мазл тов!». «Их гратулире!» подобает говорить тому, кто сорвал куш в карточной игре. Однако тот же ангел, объявивший на небе об их обручении, решил заговорить на земле голосом Гильденхорна, и никто из гостей не усомнился, что Гиршла поздравляют с помолвкой.

Софья подбежала к Мине, крепко обняла ее и громко чмокнула в губы. Потом улыбнулась и сказала:

— Я в абсолютном восторге! Ты обязательно расскажешь мне, как господин Гурвиц сделал тебе предложение. Он притворялся таким невинным, что никто и не догадывался о его чувствах к тебе. Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся!