Прошлогодняя синева - [3]

Шрифт
Интервал

Рассыплет горсти серебра.
О, жди свершения пророчеств!
Открой же жадные объятья!
Но — повелителен и груб —
Другой коснется алых губ.
А твой удел — проклятья.
Сентябрь 1911

Гобелены

2. «Петли у шелковой лестницы…»

Петли у шелковой лестницы
Цепко к карнизу прилажены.
Скоро ли сдастся маркизу
Сердце усталой прелестницы?
Лестно ведь, плащ свой разматывая,
Глянуть в замочную скважину.
Разве желанья не станет
Руки лобзать бледно-матовые?
Лестно за серой портьерою
Сладкое имя Эмилии
Робко промолвить украдкою,
В звезды счастливые веруя.
Только бы вдруг появлениями
Граф не нарушил идиллии —
Нежно-влюбленные души
Тешатся уединениями.
Февраль 1911

Фейерверк

Л. Гольштейн

В сердце смутная усталость.
Несколько звезд упало и померкло…
Вот все, что осталось
От фейерверка.
От бенгальских огней красного зарева
Покровы ночи стали еще темнее.
Кажется вам — на пожаре вы,
И рухнут башни скоро, пламенея,
В странных очертаньях светлого облика
Чудятся пляшущие химеры,
Но все рассеется в чадное облако
С удушливым запахом серы.
В сердце смутная усталость.
Все упало и померкло.
Ничего не осталось
От фейерверка…
Август 1911

Долорес(отрывки)

1. Вступление

Гидальго дерзкой тешась позой,
У арок сонного дворца
Сверкну бессильною угрозой
И лживой томностью лица.
Эй, выходи — ломаем копья!..
Но ты — фантом, а я — в бреду.
Лишь за окном белеют хлопья,
Полозья звякают по льду.
Ведь я живу моею ложью
И ложью клятв моих пустых —
Пусть бьется лживо-страстной дрожью
Мой стих.
Апрель 1911

2. «Я сбросил бранные доспехи…»

Артуру Гофману

Я сбросил бранные доспехи
И грудь из брони расковал.
Я у тебя. В жемчужном смехе
Дрожит твой девичий овал.
Я у тебя. В уснувшем замке
Застыл надменно мрамор арк,
И ты, в окна ажурной рамке,
Киваешь мне в твой лунный парк.
Но ты сойдешь, и края платья
Коснутся робкие уста.
Но в светлом таинстве объятья
Ты, как Мадонна, мне свята.
Как я любил твой тонкий профиль
На фоне трепетных свечей,
Когда Распятый на Голгофе
Нас осенял венцом лучей.
Где ты прошла — алеют розы.
Где ты стоишь — лазурный храм.
И так бестрепетно мимозы
Несут цветы к твоим устам.
Перед тобой в лазурном храме
Померкли контуры икон.
И я молюсь Далекой Даме,
Далекой Дамою пленен.
Февраль 1911

Коломбина (отрывки лирической поэмы)

«Не надо белил мне и красок…»

Не надо белил мне и красок,
Не надо мне бубна-щита,
Картонных, малеванных масок —
И так я похож на шута.

Монолог паяца

Входите — поет Коломбина,
Прекрасная, полная чар.
За пестрой полой балдахина
Запрятан я — главный фигляр.
Чужда нам всем фальшь декламаций,
На диво реальна игра.
Изящны мазки декораций,
В костюмах отлив серебра.
Нет красок крикливых убого
(Искусно малюет маляр).
Входите, не ждите пролога.
Сюжет нашей пьесы так стар:
Коломбина зовет Арлекина.
Зазывной улыбкой маня,
Коломбина зовет Арлекина…
Коломбина не любит меня.
Поет Коломбина: «Пальяччо!
О мой ненаглядный супруг!
Ты видишь, медовый, я плачу,
Мне что-то взгрустнулося вдруг».
«Засмейся, твой смех так жемчужен,
Засмейся, твой смех я люблю…»
«Пальяччо! — сейчас ты не нужен.
Уйди-ка на часик, молю».
Коломбина зовет Арлекина,
Так сладко, так нежно любя.
Картонным ножом я убью арлекина,
Стальным — себя.
Ноябрь 1909

Огорченный Арлекин

Коломбина, ужели вы не помните,
Как вот в этой самой комнате
Вы мне что-то сказали,
Меня поцеловали?
Неожиданной лаской сконфуженный,
Я шептал вам, что вы моя жемчужина,
Мой полуденный цветок,
Просил на память платок,
Напевал романсы тоном нежным и жалобным,
Не страшась совсем, что б не попало б нам:
Арлекины не боятся
Глупого Паяца.
А теперь — к чему вся нежность и услужливость?
Уж не околдовал ли чем муж ли вас?
От любви занемог,
Я у ваших ног.
Коломбина, ужели вы не помните,
Как вот в этой самой комнате
Вы мне что-то сказали,
Меня поцеловали?
Февраль 1911

Серенада

Чей голос слышен Коломбиной?
То Арлекин.
Ведь одурь ночи бледно-синей
Пьянее вин.
Зажгла луна свой чадный факел
От желтых звезд.
В окне, мяуча, кот заплакал
И выгнул хвост.
Приди под ласки лунных зарев
Во тьме немой.
Паяц, за кем-то приударив,
Бежит домой.
В угаре песни соловьиной
Пахуч жасмин.
Своей жемчужной Коломбины
Ждет Арлекин.
Август 1911

Идиллия

Арлекин открыл печную заслонку,
Вымазал руки в саже,
Подрисовал свои лживые глаза.
«Руками нежными твоих коснуться мне позволь».
Коломбина смеялась звонко.
Подло блестели блестки на ее корсаже,
На пальце фальшивая бирюза.
Я учил мою роль,
Плакал.
Сентябрь 1911

Сказки Паяца

1. Маскарад кончен

Ек. Белоцветовой

Маски сняты, брошены.
На полу — наряд.
Жемчуга-горошины
Не горят.
Паладин закованный
Потерял перо.
Плачет зачарованный
Маленький Пьеро.
Нос замазан пудрою,
Горек вкус белил.
Встретил Златокудрую,
Встретил — полюбил.
Комплимент назначенный
Не успел сказать.
Что прошло — утрачено,
Не вернуть опять.
Паладин закованный
Разыскал перо.
Плачет зачарованный
Маленький Пьеро.
Январь 1911

2. Умирающий танцор

Л. Гольштейн

Крикливые аккорды танца
Таят волнующий намек.
В внезапном зареве румянца
Алеет нежность щек.
Нежащий, ласковый темп,
Талые отсветы свеч.
Строки забытых поэм
В ласках касаний и встреч.
Нежащий, ласковый темп,
Кто-то пришел и ушел.
В желтом чаду хризантем
Радугой розовый шелк.
Стройный, размеренный такт.
Резок в окне силуэт.
Жуткий, замеченный знак —
Чей-то желанный ответ.
Стройный, размеренный такт…
«Будешь, ах, будешь ты мой!»

Рекомендуем почитать
Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Невидимая птица

Лидия Давыдовна Червинская (1906, по др. сведениям 1907-1988) была, наряду с Анатолием Штейгером, яркой представительницей «парижской ноты» в эмигрантской поэзии. Ей удалось очень тонко, пронзительно и честно передать атмосферу русского Монпарнаса, трагическое мироощущение «незамеченного поколения».В настоящее издание в полном объеме вошли все три  прижизненных сборника стихов Л. Червинской («Приближения», 1934; «Рассветы», 1937; «Двенадцать месяцев» 1956), проза, заметки и рецензии, а также многочисленные отзывы современников о ее творчестве.Примечания:1.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.


Пленная воля

Сергей Львович Рафалович (1875–1944) опубликовал за свою жизнь столько книг, прежде всего поэтических, что всякий раз пишущие о нем критики и мемуаристы путались, начиная вести хронологический отсчет.По справедливому замечанию М. Л. Гаспарова. Рафалович был «автором стихов, уверенно поспевавших за модой». В самом деле, испытывая близость к поэтам-символистам, он охотно печатался рядом с акмеистами, писал интересные статьи о русском футуризме. Тем не менее, несмотря на обилие поэтической продукции, из которой можно отобрать сборник хороших, тонких, мастерски исполненных вещей, Рафалович не вошел практически ни в одну антологию Серебряного века и Русского Зарубежья.