Прощеное воскресение - [69]
Скоро служащий отеля вынес большой желтовато-коричневый чемодан Павла. Следом показался сам Павел.
— Какая странная фамилия — Шкурла, — ни с того ни с сего вдруг сказала Мария, отъезжая от отеля.
— Наверное, словак, — сказал Павел, — а там — кто его знает.
— Русин.
— А-а, есть такой народ. Очень чистоплотные и благочестивые люди. У меня на фабрике работают четыре семьи. Они тянутся к русским и вообще считают себя русскими.
На этом их разговор и закончился. Разве могла предположить тогда Мария, какую фантастическую роль предстоит сыграть в ее жизни человеку, носившему в миру фамилию Шкурла?
— Слушай, а давай купим тебе в дорогу мягкие ботинки. Я знаю хороший итальянский магазин, по пути.
— А чем плохи мои?
— Очень яркие. Очень американские.
— А чем плохи американские? Мы ведь освободители?
— Как тебе сказать! — Мария замялась. — Освободители-то вы освободители, но эйфория прошла. Французы — очень независимая нация, а вы, американцы, на каждом шагу тычете им в нос своими благодеяниями. К тому же у вас слишком много денег. Завалили страну своими зелеными бумажками, своими фильмами, своей жвачкой. Французы же считают, что освободили себя сами.
— Это как?
— А так, что мудрый де Голль уговорил в свое время англо-американские войска приостановить наступление на Париж. И они шесть часов стояли в боевых порядках и ждали, пока отряды французского Сопротивления первыми войдут в Париж. Поэтому французы и считают, что они освободили себя сами.
— Хитрый ход, — усмехнулся Павел. — Ну и где сейчас этот де Голль?
— К сожалению, в отставке, но я думаю, он еще вернется к власти. А мы с тобой сейчас поедем по провинциям, где Франция маршала Петена и в войну оставалась формально независимой от Германии.
— Странно, — сказал Павел, — я об этом не думал. Наверное, ты права… Ладно, поехали, купим черные ботинки.
— Из мягкой кожи. С мягкими задниками. У итальянцев прекрасная обувь.
— Обязательно с мягкими задниками! — засмеялся Павел и поцеловал Марию в висок.
— Тогда с Богом! — Мария переключила скорость, и они поехали чуть быстрее, рассчитывая, что через неделю неспешного путешествия прибудут в Марсель, а там она посадит его на океанский лайнер, помашет платочком на дорогу, и поплывет он по волнам, по морям в далекую Америку к своим внукам и стиральным машинам.
В итальянском обувном магазине терпко пахло хорошо выделанной кожей, Марию радовал этот запах. Ботинки очень понравились Павлу.
— Надел — и сразу как дома! — сказал он с удивлением. — И задники мягкие. Спасибо.
Он хотел расплатиться, но Мария первой сунула продавцу деньги, а повернувшись к Павлу, сказала по-русски:
— Разреши, это будет мой подарок. Носи на здоровье!
Запаковывая в коробку американские ботинки Павла, пожилой продавец торжественно поднял над головой указательный палец и с акцентом произнес по-французски:
— У вашей жены прекрасный вкус. Эти ботинки сшил сам сеньор Франческо! — Кто такой Франческо, продавец не пояснил, видимо, с его точки зрения любой в подлунном мире должен был знать сапожника Франческо.
При слове «жена» сердце Марии предательски дрогнуло. «Твоими бы устами да мед пить!» — с благодарностью подумала она о худеньком, седеньком итальянце с блестящими черными глазами.
Через Итальянские ворота (Ported’Italie) они выехали из Парижа. Дорога была хорошо знакома Марии еще с тех незапамятных времен, когда она гоняла в отстойники Марселя автомобили завода «Рено». Конечно, пирамидальные тополя слева по ходу машины сильно вытянулись, а в остальном дорога мало чем изменилась. Асфальтовое покрытие пестрило мелкими трещинками, но ни ям, ни выбоин на трассе не встречалось, и это позволяло гнать с ветерком.
— Ты любишь скорость? — спросил Павел.
— Обожаю!
Некоторое время ехали молча.
— А у меня скоро правнуки будут. Одной внучке семнадцать, другой восемнадцать, обе успели замуж выскочить и вот-вот родят. А то бы я мог задержаться.
— Ты что, дедуля! — принужденно улыбнулась Мария. — Зачем тебе задерживаться? До парохода еще целая неделя. Доедем в срок, не сомневайся.
— В тебе я не сомневаюсь. Я сомневаюсь в себе.
— Это еще почему? — заметно прибавляя скорость, лукаво спросила Мария.
— Тебе, Маруся, сказать честно?
— По мере возможности.
— Тогда не скажу, сама догадайся.
— Имеешь в виду, что я тебе надоела?
— Не то слово. Осточертела хуже горькой редьки. Поэтому смотрю на дорогу и думаю: хорошо бы мне ехать с тобою вечно.
— Это признание в любви?
— Может быть. Не помню, как это делается.
— Я напомню, — Мария плавно сбросила скорость, приостановила машину, и они стали целоваться, как юные.
Часа через два вдали показался какой-то городок.
— Город Труа, провинция Шампань, — сказала Мария, знавшая эту дорогу, как свои пять пальцев. — Здесь отлично готовят ягненка на вертеле.
