Прощённые долги - [37]

– Значит, вы на Некрасовском рынке покупали «сено», – продолжил Озирский начатый разговор. – Давно Аверина знаешь? Когда познакомились?

– Три месяца назад, кажись. – Бен сплюнул далеко в сторону.

– А когда он начал торчать?

– С тех пор, как мать и сестёр молнией убило.

– И быстро завис?

– Быстро. Он дозняк за десять дней примерно нагнал. Слушайте, может, в подвал ко мне зайдём? Тут близко, – предложил Бен. – Не хочу, чтобы меня с вами другие видели. Порежут ещё…

– Значит, сын богатой матери живёт в подвале?

Озирский оглядел разрытый переулок. На земляной, раскисшей от дождя куче, полусидел алкаш в коматозном состоянии. Рядом с ним валялась пустая бутылка из-под растворителя. Неподалёку стояла «Волга» первой модели; вместо отсутствующего колеса под неё подложили стопку кирпичей.

– Разули уже… – Палеев равнодушно указал на машину. – Кстати, там тоже живут. И кому такой хлам спереть понадобилось?

– Я чего-то не понял, – признался Озирский. – Получается, Антон раньше варил «сено», а сам не торчал?

– Да, он только для башлей старался. Вроде, и хотелось ему, да матери стыдился. Боялся, что она узнает. А уж когда она преставилась, сразу въехал в это дело.

– Значит, вы с ним на бросовых обязанностях сидели? «Сено» приобретали и варили?

– Ну, потом на свалку отвозили «пробитую» соломку, марлю и тампоны. Нам и этой пахоты хватало – клиентов-то много…

– А торговали как? Подбрасывали в машину?

– Когда как, – уклончиво ответил Бен. – И в машину закидывали, и свёрток «теряли» около урны.

– А «кубы» брали? – подал голос Грачёв.

– И «кубы» тоже, – пожал плечами Бен. – Но чаще «сено». Вон там, через двор, моя дверь. Видите? Зайдёмте, а то, правда, опасно…

– От матери скрываешься? – слегка улыбнулся Андрей.

– А как же! Она думает, что я в Москве. Ей нельзя засвечиваться – карьеру делает. Такой потомок для неё – хана. Если узнают, что собственного сына воспитать не сумела, никто доверять не будет. А ей это очень важно – для репутации. Здесь ступеньки, не навернитесь. – Бен прошёл в подвал первым и зажёг огарок толстой свечи в гранёном стакане.

Подвал оказался явно обитаемым, и здесь тоже верили «сено». На продавленной тахте в углу сидела девушка с распущенными тёмными волосами и в упор смотрела на гостей. Всеволод наткнулся в темноте на бутылку, поднял её и обнаружил, что это шестьсот сорок шестой растворитель, который использовался при приготовлении зелья. Странно, что барыги легко сдают ментам такую крупную точку. Это бывает лишь в том случае, если взамен они надеются получить нечто большее.

Рядом с девушкой на тахте лежал резиновый жгут, чуть поодаль – марлевый тампон и шприц с остатками препарата. Сам Палеев, ничуть не стесняясь гостей, набрал из стеклянной банки тем же шприцем морфин и всадил иглу себе в левое запястье.

Андрей понимающе покачал головой:

– А ты, я вижу, ветеран. В «шахту» колешь…

– Я фанера, что ли?! – Бен, в наслаждении любя весь мир, прикрыл глаза. – У меня вены чистые, гляди! – Он скинул куртку и закатал рукава джинсовой рубашки. – Это вот она, падла, истыкалась вся… Эй, Бетти, врубись обратно! Принимай гостей, дай чего пожрать.

– Мы сюда не жрать пришли, – холодно напомнил Озирский. Грачёв с невероятной брезгливостью оглядывал подвал. – Что ты можешь сказать об Аверине? Давай быстро, в «приходе» даже легче – голова лучше соображает. Как всё было, в подробностях?

– Аверин на Ржевке исчез, там цыгане торгуют. Мы туда на моей «тачке» приехали. Потом он вышел с «сеном», отдал его мне и сказал, чтобы я вертался к нашим. А ему, короче, для чего-то надо задержаться. Я уехал, а Антоха так и пропал.

– А потом? – Грачёв пристально смотрел на девушку в серой водолазке и узких шёлковых брючках до середины икры.

Она откинула с болезненно бледного, но всё же милого личика распущенные волосы и довольно-таки глупо улыбнулась. Если её хайер убрать под цветные резинки, получится та самая Лиза Сазонова. Значит, она познакомилась и с Антоном, и с Беном на почве общей пагубной страсти. О том, что сын профессора жив и где-то содержится, она узнала не из письма, а, скорее всего, от Бена.

– Потом я узнал, что Антоха живёт на фазенде. Такое бывало, что он уезжал надолго. Бет заревела, что он пропал, его украли. Я говорю: «Купи себе намордник, шиза! Кому он нужен? Он нам полезнее на «Фармаконе»…

– Где? – удивлённо переспросил Андрей.

– Он же четыре месяца на «Фармаконе» вкалывал, таскал оттуда эфедрин. Числился в вечерней школе, но потому каникулы начались. Маман его очень терзалась, что папа – профессор, а сынок – лаборант. Ничего, барыги ему доплачивали. Он не на одном жаловании сидел.

– А когда ты узнал, что Аверин исчез по-серьёзному?

Озирский всё сильнее увязал в этой истории и пока ничего не мог понять. Действительно, для чего похищать мальчишку, за которого не могут дать большого выкупа? Или бандиты надеялись, что безутешный отец загонит квартиру?

– Неделю назад. Сказали, что он живой и сидит в подполе.

– Кто сказал? – немедленно вклинился Грачёв. Он смотрел на полубесчувственную Лизу и мрачнел с каждой минутой.

– Чолин. Есть у нас такой чувак. Он с Западной Украины «соломку» возит. Она клёвая – лучше всех! Вот он и шепнул мне, что Аверин живой. Надо, короче, папане его сказать. Пускай выходит на связь с хозяевами. Надо ж узнать, чего они хотят.