Дождь лил и лил. Вскоре шалаш оказался вроде бы на острове, со всех сторон был окружён водой.
Час отсрочки, назначенный командиром, проходил в тягостном молчании.
Вдруг Любимов стремительно встал.
— Однако сидеть в неизвестности выше моих сил. Я пошёл. С собою возьму Мишу, как пообещал.
— Лады, — быстро согласилась Оксана Белокурая. — В случае чего сразу дайте о себе знать.
Пока Сундуков принес плащ-палатку и автомат, пока явился во всеоружии Мишка-поваренок, прошло с полчаса… Ливень прекратился. Когда комиссар и Мишка добрались до опушки, опять ярко светило солнце.
— Не выручите табаком? — спросил пулеметчик, стряхивая с себя дождевые капли. — Без хлеба можно выдюжить, а вот без махорки пропадаем.
Комиссар полез за кисетом.
— Похоже, кое-что наскребем. Бумага-то есть?
— Сухой нема.
— На, держи! — протянул комиссар клочок газеты. Жадно затягиваясь дымом, он внимательно следил за тем, как пулеметчик озябшими пальцами медленно и торжественно сворачивал самокрутку.
— Туманов здесь проходил? — спросил комиссар.
— Здесь.
— Обратно не шел?
— Нет. При мне нет.
— И адъютант не возвращался?
— И адъютанта не видел.
— Со стороны большака никакой стрельбы не было слышно?
— При мне никто не пулял.
Перед ними лежала разбухшая и раскисшая земля, когда-то вспаханная, а сейчас заросшая травой. Болото и болото!
— Дальше нам елозить придется? — солидно спросил Мишка.
— Елозить, — кивнул Любимов и растянулся во весь свой, двухметровый рост, так что брызги во все стороны полетели.
Мишка замешкался. У него с плеча сползал вещевой мешок и не держалась на спине свернутая плащ-палатка.
— Ты скоро? Боишься пузо намочить?
Мишка бросился в лужу. Теперь терять нечего.
Месить грязь привыкаешь быстро, вроде бы всю жизнь только этим и занимался. Но вот что плохо — не смей лишний раз поднять голову. Демаскировался — значит, обрек операцию на провал. Да и жизнь свою под угрозу поставил.
Они передохнули лишь тогда, когда до домика лесника оставалось с полкилометра. До него, правда, еще кружить да кружить. Но хорошо уже то, что они преодолели самый опасный участок пути — проклятый большак.
— Устроим малый привал, — предложил Любимов, вытирая вспотевший лоб и стирая с лица прилипшие комья грязи.
Комиссар долго смотрел в бинокль, но ничего подозрительного не обнаружил. И тут раздался выстрел.
— Замри! — приказал комиссар.
Оба разведчика распластались на земле, до боли в ушах прислушиваясь, не повторится ли выстрел?
— Откуда, по-твоему, стреляли? — наконец спросил Любимов.
— Как будто из домика… Что, не так?
— Так… — подтвердил комиссар. — И ничего нам, брат, не остается, как ползти на выстрел.
Мишка кивнул. На выстрел так на выстрел! Комиссар проверил диск автомата.
— Твой заряжен? — спросил он.
— Как же иначе? Чай, не в гости идем.
— Тогда двинулись.
— Двинулись.
— За теми кустарниками я возьму правее, а ты левее, — прошептал комиссар. — Следи за мной и за домом. Понял?
— Понял.
— В случае опасности дашь знать. Свистеть-то умеешь?
— Свистеть-то! — расплылся в улыбке Мишка. — Можем!
— И вот еще что: ты страхуешь меня, если мне придется проникнуть в дом. Представляешь?
— Представляю. С тем и расползлись.
От солнца шла такая теплынь, даже не знаешь, от чего больше взмок, от пота или болотной жижи.
Комиссар взял правее, а Мишка пополз левее и чуть позади. Ему ведь приказано страховать комиссара. А значит, гляди в оба! Не зевай, одним словом.
До домика оставалось совсем немного, когда Мишка, скосив глаз на ближайший пень, чуть не вскрикнул. А, опомнившись, тихо свистнул…
— Там вроде кто-то лежит. Вон под тем пеньком, — кивнул.
— Бери на мушку дверь.
Любимов ползал, как ящерица, хотя и был длиннющий: ноги в одних кустарниках, а голова уже в других. Он пополз к пню, но тут же вернулся.
— Убитый! — прошептал он. — При нем никаких документов, только вот этот пистолет. Не нравится мне такая обстановочка. Вот что, твоя задача прежняя. А я рискну пробраться, в дом.
Любимов рывком сорвался с места, согнувшись, пробежал несколько шагов и, прильнув к стене домика, вытянулся во весь свой рост. Осторожненько толкнув дверь, кивнул помощнику: дескать, мотай сюда!
Они вошли в дом, и Мишку-поваренка даже в жар бросило. Перед ними в луже крови лежал Туманов, а рядом, спиной к двери, стоял Азат Байгужин, направив карабин на какую-то женщину. Та стояла лицом к стенке, поэтому видеть их не могла.
— Что тут происходит? — окликнул комиссар.
Азат вздрогнул и мгновенно направил карабин на вошедших.
— Ты чего, своих не узнаешь! — завопил Мишка, хотя и сам едва узнал Азата: лицо у друга было какое-то застывшее, а взгляд — отсутствующий.
— Байгужин, что тут произошло? — спросил комиссар.
Байгужин молчал.
— Кто убил Туманова?
Азат словно не узнавал их, хотя и глядел во все глаза.
— Азат, это я, Мишка! — И поваренок громко всхлипнул.
Ну-ка перестань! — прикрикнул Любимов. Байгужин продолжал безучастно смотреть на них.
— Запоздали мы с тобой, Миша, — вздохнул Любимов и стянул с головы пилотку.
ЧЕРНОМОРДЫЕ ОВЧАРКИ
«Значит, женщина связана с немцами. Нужно скорее уходить отсюда, — размышлял Любимов. — Лишь бы фрицы не успели перерезать пути отхода, дали бы перейти большак. А там, там мы будем почти, что у себя дома…»
