Прощай, принцесса - [17]

Он молчал, глядя в сторону.

— Лучше не выводи меня из себя! Я уже и так на грани. Хотя послушай-ка. Я, кажется, начинаю понимать! Ты и есть хозяин, не только консьерж, но и владелец всех четырех квартир. Четырех незаконных, нигде не зарегистрированных квартир! Как тебе разрешили это, Асебес? Почему ты не отвечаешь? Позволь предположить — ты как-то связан с полицией? Ты осведомитель… старый осведомитель одной из бригад или еще того похуже. Я даже боюсь вообразить, что скрывается за этим «похуже»!!! Скорее всего, ты занимался или еще занимаешься грязной работенкой? Ну, тогда это объясняет, почему тебя никто не трогал все это время и почему тебе так безнаказанно позволяют рыскать по сортирам в поисках мальчишек. Ты продажная девка, Асебес, тебе это известно?

— Оставь в покое мою личную жизнь, Тони, имей уважение. Я вот всегда относился к тебе с уважением. У тебя хоть раз возникали ко мне какие-нибудь претензии? Ты платишь жалкие гроши, так?! Пятнадцать тысяч за квартиру в таком месте в наши-то времена! Ты никогда не задумывался — почему? А все потому, что ты бывший полицейский — и я это ценю. Ты когда снял ее — служил еще, так?! А сейчас ты уже никакой не полицейский — и ничего не изменилось. Так что изволь заткнуться: моя жизнь — это моя жизнь, а ты не смей лезть в нее, договорились?

— Да я чихать хотел на твою жизнь и все эти махинации. Я только требую, чтобы ты рассказал, видел ли нас с Дельфоро вместе на рассвете двадцать девятого числа!

— Единственное, что я им сообщил, это то… что сеньор Дельфоро снимал квартиру и использовал ее для свиданий, что он частенько приводил сюда женщин… что он всегда вел себя как воспитанный и обходительный человек… настоящий сеньор! И платил всегда точно как часы. Ну и был твоим близким другом. Так это же правда, так, Тони? Вы что, не были приятелями? Мне всегда казалось, что да. Иногда выпивали на пару во всех близлежащих барах, разве нет?! Ну, признайся, разве это не так, Тони?

— Ты только это им сказал? Я тебе не верю, Асебес.

— Да, только это, Тони. Клянусь своей дорогой матушкой, мир праху ее! Само собой разумеется, я сказал только правду. Только то, что вы были друзьями и что ты сейчас уехал из Мадрида, но я не знаю куда. Они… ну да, они знали, что ты работаешь на сеньора Драпера, то есть на комиссара Драпера, в этом его детективном агентстве на улице Фуэнкарраль. Они много о тебе знают. Это нормально, как ты думаешь?

— К тебе приходил тип по имени Гадес, Роман Гадес?

— Да их много было вначале. Но вот этот Гадес еще и потом появлялся, очень такой воспитанный господин, настоящий сеньор — с головы до ног.

— Не нужно излагать мне все подробности, Асебес, давай короче, меня не интересуют детали и вообще может стошнить от твоих рассказов. Давай-ка выкладывай, что ты им рассказал про убитую девушку, эту Лидию?!

— Они мне показали фотографии бедной журналистки. Той, что с телевидения… Лидии Риполь, которую убил сеньор Дельфоро. И я подтвердил, что частенько ее встречал тут вместе с сеньором Дельфоро. Ну, и что он водил ее в свою квартиру. Она много раз приходила и… ну ладно, понятно же, что я убираюсь в квартирах, так? В общем, я понял, что они там сношались.

В любом случае то, что рассказал сегодня Гадес, а теперь Асебес, могло значить лишь одно: Дельфоро, мой друг Хуан Дельфоро, водил меня за нос больше двадцати лет. Двадцать лет он лгал мне. Этот проклятый день перечеркнул все.

— Ты просто образчик честности, Асебес. Но признайся, на кого ты работаешь? И в глаза смотреть, когда я говорю, — кто твой хозяин, крыса?

— Оставь меня в покое, Тони, ладно?!

Хорошо одетый мужчина с очень короткими светлыми волосами казался здесь главным. Он снова спросил у Лидии:

— Это все, что вы помните об этом парне?

— Вообще-то я уже говорила в прошлый раз, что мне было всего четырнадцать лет, ну хорошо, почти пятнадцать, но я не очень помню детали. Это произошло в Сан-Рафаэле, летом восемьдесят седьмого, кажется… да, именно в восемьдесят седьмом году. Его звали Артуро, и он происходил из немецкой семьи, по крайней мере его мать была немкой. У них было еще несколько детей и дом неподалеку от нашего. По-моему, Артуро учился в Германии. Я его больше никогда не видела.

Блондин вперился взглядом в бумажку, которую она ему вручила неделю назад. Это был список всех ее мужчин — тех, с кем она когда-либо встречалась, любовников, друзей. Прежде всего тех, с кем они когда-то переписывались. Он очень настаивал на том, чтобы девушка вспомнила всех своих возможных адресатов. Еще его интересовали фотографии и более всего — не снимал ли ее кто-нибудь кинокамерой.

Он постоянно об этом твердил, но Лидия упорно все отрицала — нет, она никогда не снималась в любительских роликах ни в каком качестве.

— Вы помните, сколько раз писали ему, сеньорита?

Ну вот, опять одни и те же вопросы.

— Да, как я уже сказала, я послала одно или два письма, но Артуро мне не ответил. Думаю, он уехал в Германию. По крайней мере, именно так он говорил тем летом. Он был красивый голубоглазый блондин. Я сходила по нему с ума.

Двое других мужчин продолжали обыск. Они выдвинули ящики из шкафа и тщательно все просматривали. Один из них разглядывал фотографии, которые достал из ящика, другой подал голос: