В ночь, когда умерла Лидия, Исаак Бабель впервые появился в моем ночном кошмаре. Мне приснился 1941 год и величайший русский писатель XX века, стоящий перед расстрельной командой.
— Теперь твоя очередь, — сказал он.
Я проснулся, прежде чем прозвучали звуки выстрелов. Подскочил на постели, весь покрывшись липким потом. В голове, словно только что услышанное наяву, билось «Теперь твоя очередь». Со дня смерти Лидии я сплю один. Лола больше не делит со мной ложе. У меня появился соблазн немедленно позвонить ей и рассказать о своем сне. Но я сдержался.
Сон повторялся несколько ночей подряд. Правда, события в нем всегда происходили немного по-разному. Несколько раз я оказывался вместе с Бабелем в камере смертников в ожидании исполнения приговора. Однажды я спросил его:
— Учитель, вы уже создали свое самое великое произведение?
И он ответил:
— Теперь твоя очередь.
Но я так и не смог понять, предвещал ли он мою скорую смерть или приказывал написать наконец ту книгу, которую сам так и не смог закончить. Но спрашивать было бесполезно. Больше он ничего не сказал. Сон повторялся из раза в раз, и я тщетно искал разгадку его слов.
По рассказам вдовы Бабеля А. Н. Пирожковой и его дочери Наталии, майским утром 1939 года за Исааком Бабелем пришли три чекиста. Писатель был арестован как враг народа и агент империализма. Это подтверждается материалами из архивов Лубянки, а также исследователем творчества Бабеля Виталием Шенталинским (в его книге «Преступление без наказания», изданной в Москве в 2007 году).
Но забрали не только самого писателя, вынесли все рукописи, незавершенные рассказы, театральные пьесы, киносценарии, тетради с записями и прежде всего роман, который он снова и снова перерабатывал. Вместе с бумагами конфисковали и основной рабочий инструмент — немецкую пишущую машинку Singer, купленную в Париже в 1935 году, когда Бабель принимал участие в Международном конгрессе писателей.
Арестовали не только Бабеля. Меньше чем за двадцать лет — с 1936 по 1933 год — были репрессированы тысячи представителей советской интеллигенции, среди них много писателей, которых заставили замолчать, бросив в тюрьмы и концентрационные лагеря. Из них две тысячи человек были расстреляны или покончили с собой, не выдержав заключения. Жуткие рассказы Варлама Шаламова, современника Исаака Бабеля, которому удалось выжить в лагере, с ужасающей правдивостью описывают этот мир.
Никто никогда больше не видел Бабеля. В конце 1941 года, когда войска фашистской Германии уже вторглись в Советский Союз, семье пришло немногословное уведомление о том, что состоялся суд — разумеется, закрытый — и писателю вынесли смертный приговор, который тут же был приведен в исполнение. В тот год ему исполнилось бы сорок семь лет. Родственникам не выдали тело и не сообщили о месте захоронения. Предполагается, что после ареста Бабель попал в печально известные подвалы Лубянки, где его допрашивали и, возможно, пытали. После этого его, вероятно, отправили в один из лагерей, расположенных в окрестностях Москвы, где он дожидался неизбежного конца.
Власти оставались глухи к мольбам обходящей различные инстанции супруги писателя, которая всеми способами пыталась выяснить, где находится ее муж и какова его судьба. На жизненный путь Бабеля словно легла непроницаемая завеса лжи и молчания. Его имя было вычеркнуто из списка членов Союза писателей, а также из энциклопедий, запрещалось даже упоминать о нем или цитировать в журналах, книгах или лекциях. Исаак Бабель по указанию сверху исчез как личность и как писатель.
На самом деле трения Бабеля с советской властью начались в 1924 году, когда он опубликовал свою лучшую книгу — цикл рассказов «Конармия». Он написал ее, опираясь на личный опыт, так как служил в качестве военного корреспондента в Первой конной армии, которой командовал Буденный. Книга включала в себя тридцать шесть рассказов и произвела потрясающее впечатление благодаря своей оригинальности и стилистическому мастерству автора. Константин Федин писал: «Бабель — новейшая московская сенсация… он поразил всех». Ю. А. Вронский, редактор известного журнала «Красная новь», сказал, что Бабель — это новый этап в советской постреволюционной литературе, важный и в высшей степени обнадеживающий.
Однако зазвучали и недовольные голоса, прежде всего свое негативное отношение к рассказам выразили некоторые высокие военные чины, в первую очередь сам Буденный, который усмотрел в книге клевету на Первую конную армию. Он заявил, что произведение написано «с точки зрения бойца белой гвардии или контрреволюционера». Горький, наоборот, выступил в защиту Бабеля: «Товарищ Буденный охаял „Конармию“ Бабеля, — писал он в „Правде“. — Мне кажется, что это сделано напрасно: сам товарищ Буденный любит извне украшать не только своих бойцов, но и лошадей. Бабель украсил бойцов его изнутри и, на мой взгляд, лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев». Позднее Горький еще раз подчеркнул, что в книге Бабеля нет ничего «карикатурно-пасквильного», что она скорее возвышает, чем унижает доблестных бойцов Конной армии.
Но все было бесполезно, над Бабелем сгущались тучи. Его замалчивали, кольцо сжималось, лишая его воздуха. Современники перестали упоминать его имя и его рассказы, ставшие «нежелательными». Арест Бабеля стал вопросом времени.
