Прощай, красавица - [71]

– Ваш выигрыш, Марло. А у меня в команде сто шестьдесят четыре человека. Что ж… – Он пожал плечами. – Вернуться можете на такси. Никто вас не тронет. Что касается вашего послания, у меня есть кой-какие связи. Я ими воспользуюсь. Доброй ночи. Возможно, я должен поблагодарить вас за то, что вы мне открыли.

– Доброй ночи, – сказал я, поднялся и вышел.

У сходен стоял другой человек. К берегу я плыл на другом такси. Сойдя с него, я сразу же направился в игорный зал и привалился к стене среди толпы.

Через несколько минут подошел Рыжий и встал рядом.

– Обошлось? – вполголоса спросил он сквозь громкие выкрики крупье.

– Благодаря тебе. Грузовой люк помог. Брюнет встревожился.

Рыжий огляделся по сторонам, потом приблизил губы к моему уху:

– Нашел своего человека?

– Нет. Но думаю, Брюнет как-нибудь передаст ему записку.

Рыжий снова посмотрел на табло, зевнул и отвалился от стены. В зал опять вошел крючконосый. Рыжий шагнул к нему, сказал: «Привет, Олсон» – и, протискиваясь мимо, чуть не свалил его.

Олсон недовольно поглядел ему вслед и поправил шляпу. Потом раздраженно сплюнул под ноги.

Как только Рыжий скрылся, я отправился к стоянке, где была моя машина.

Возвратясь в Голливуд, я поставил машину и поднялся в квартиру. Там разулся и стал ходить в одних носках, чтобы ощущать пол пальцами ног. Они до сих пор то и дело немели.

Потом сел на застеленную кровать и попытался рассчитать время. Но это было невозможно. На поиски Мэллоя могло уйти несколько часов или несколько дней. Он мог вообще не найтись, пока его не возьмет полиция. Если только возьмет – живым.

39

Часов в десять я позвонил миссис Грейл. Как ни странно, в это время она была дома. После долгих пререканий с горничной и дворецким я наконец услышал ее голос. Звучал он беззаботно и чуть-чуть пьяно.

– Звоню, как обещал, – сказал я. – Уже поздновато, но меня задержали дела.

– Опять продинамить хотите? – Голос ее похолодел.

– Может быть, и нет. Ваш шофер работает по вечерам?

– Он работает, когда мне нужно.

– Не заедете ли навестить меня? Я надену парадный костюм.

– С вашей стороны это очень мило, – протянула она. – А стоит ли?

Амтор прекрасно поработал над ее речевыми центрами – если только с ними что-то было не в порядке.

– Я показал бы вам гравюру[22].

– Только одну?

– У меня всего лишь однокомнатная квартира.

– Я слышала, что существуют и такие, – снова протянула она, потом изменила тон. – Да не старайтесь вы так. Вы прекрасно сложены, мистер. И не позволяйте никому утверждать обратное. Назовите еще раз свой адрес.

Я назвал ей адрес и номер квартиры.

– Вестибюль запирается, – предупредил я. – Но я спущусь и открою засов.

– Прекрасно, – сказала миссис Грейл. – Значит, фомку можно оставить дома.

Она повесила трубку, и у меня возникло странное чувство, будто я говорил с кем-то несуществующим.

Я спустился в вестибюль и отодвинул засов, потом принял душ, облачился в пижаму и прилег на кровать. Я мог бы проспать целую неделю. Но велел себе подняться, поставил дверной замок на стопор, чтобы он не защелкнулся, и с трудом поплелся на кухню, где приготовил стаканы и бутылку шотландского виски, которую приберегал для ухаживания с шиком.

Потом снова прилег на кровать и произнес вслух:

– Молись. Не остается ничего, кроме молитв.

Я закрыл глаза. В четырех стенах комнаты, казалось, раздавался стук лодочного мотора, в неподвижном воздухе словно бы плавал туман и шелестел морской ветер. Я ощущал тухлый, кислый запах заброшенного трюма. Ощущал запах машинного масла и видел итальянца в красной рубашке и дедовских очках, читающего под голой лампочкой. Я лез и лез по вентиляционной шахте. Я взбирался на Гималаи и всходил на вершины, а там оказывались молодчики с автоматами. Я беседовал с невысоким и почему-то очень человечным желтоглазым рэкетиром, а может, и кем похуже. Я думал о гиганте с рыжими волосами и фиолетовыми глазами – быть может, лучшем человеке из всех, кого я знал.

Я перестал думать. За сомкнутыми веками поплыли огни. Я был затерян в пространстве. Я был круглым дураком, вернувшимся после напрасных приключений. Я был стодолларовым тюком динамита, вместо взрыва зашипевшим, как приемщик ломбарда при виде долларовых часиков. Я был жучком с розовой головкой и карабкался по стене муниципалитета.

Я спал.

Проснулся я медленно, неохотно и увидел на потолке отсвет лампы. По комнате что-то мягко двигалось.

Движение было осторожным, тихим и грузным. Я прислушался. Потом неторопливо повернул голову и увидел Лося Мэллоя. В комнате были тени, и он двигался среди теней знакомой бесшумной походкой, принюхиваясь, как охотничья собака. Пистолет в его руке отливал темным, маслянистым блеском, шляпа была сдвинута на черный курчавый затылок.

Лось увидел, что я открыл глаза. Неслышно ступая, подошел к кровати и встал, глядя на меня.

– Я получил твою записку, – сказал он. – И проверял, чисто ли здесь. На улице фараонов нет. Если это засада, двоих вынесут отсюда ногами вперед.

Я шевельнулся, и Лось быстро сунул руку под подушку. Лицо его было все таким же широким и бледным, в глубоко запавших глазах проглядывало что-то доброе. Теперь он был в плаще. На одном плече треснул шов. Плащ самого большого размера был слишком тесен Лосю Мэллою.