Прощай, красавица - [73]

– Может, выпьете, прежде чем уйти? – Я все еще стоял, прислонясь к косяку.

– Разве я ухожу?

– Мне показалось, что вам здесь не нравится.

– Я хотела поставить все на свои места. Для этого пришлось быть немного вульгарной. Я не из каких-то неразборчивых сучек. Меня можно заполучить, но для этого недостаточно протянуть руку. Да, я выпью.

Я пошел на кухню и не особенно твердыми руками смешал два коктейля. Принес в комнату и подал один ей.

Из гардеробной не доносилось ни звука, не было слышно даже дыхания.

Миссис Грейл взяла стакан, пригубила и устремила взгляд на дальнюю стену.

– Я не люблю, когда мужчины принимают меня в пижамах, – сказала она. – Странное дело. Вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Но я могу справиться с этим. Мне часто приходилось справляться с подобными вещами.

Я кивнул и приложился к стакану.

– Большинство мужчин – грязные животные, – сказала миссис Грейл. – Собственно говоря, по-моему, и весь мир очень грязен.

– Деньги могут служить утешением.

– Так кажется, когда их нет. А на самом деле они создают новые проблемы. – Она как-то странно улыбнулась. – И забывается, как тяжелы были старые.

Миссис Грейл достала из сумочки золотой портсигар, я придвинулся и поднес ей огня. Она выдохнула струйку дыма и, сощурив глаза, посмотрела на нее.

– Сядьте поближе, – внезапно сказала она.

– Давайте сперва побеседуем.

– О чем? А – о моем ожерелье?

– Об убийстве.

В лице миссис Грейл ничего не изменилось. Она выдохнула еще одну струйку дыма, на этот раз помедленнее, более сдержанно.

– Неприятная тема. Нужно ли?

Я пожал плечами.

– Лин Марриотт был не святой, – сказала она. – Но все-таки говорить о его смерти не хочется.

И, бросив на меня долгий холодный взгляд, полезла в сумочку за платком.

– Лично я не думаю, что он был наводчиком у грабителей, – сказал я. – В полиции делают вид, будто считают так, но они часто притворяются. Даже не думаю, что был шантажистом в полном смысле слова. Смешно, не правда ли?

– Смешно? – Голос ее был очень холоден.

– В общем-то, нет, – согласился я и допил то, что оставалось в стакане. – Очень мило, что вы приехали, миссис Грейл. Но мы, кажется, сейчас не в том настроении. Я, например, даже не думаю, что Марриотт убит шайкой. Не думаю, что поехал в тот каньон выкупать нефритовое ожерелье. Даже не думаю, что нефритовое ожерелье было отобрано. По-моему, он поехал туда найти смерть, хотя считал, что едет помочь в совершении убийства. Но убийца из Марриотта был никудышный.

Миссис Грейл подалась немного вперед, улыбка ее стала какой-то безжизненной. И внезапно, почти не изменясь, она перестала быть красавицей. Превратилась в женщину, которая сто лет назад была бы опасной, двадцать лет назад – дерзкой, ну а теперь выглядела заурядной голливудской красоткой.

Она ничего не сказала, но ее правая рука теребила замок сумочки.

– Никудышный, – повторил я. – Как второй убийца у Шекспира в «Ричарде Третьем». Тот, который еще сохранял капельку совести, однако хотел получить обещанные деньги и в конце концов не пустил оружия в ход, потому что не мог решиться. Такие убийцы очень опасны. Их приходится убирать – иногда дубинкой.

Миссис Грейл улыбнулась:

– И кого же, по-вашему, он собирался убить?

– Меня.

– В это очень трудно поверить – чтобы вас кто-то так ненавидел. Еще вы сказали, что мое ожерелье не было отобрано. У вас есть доказательства всему этому?

– Я не говорил, что есть. Я сказал, что так думаю.

– В таком случае не разумнее ли было б помалкивать?

– Доказательство, – сказал я, – штука всегда относительная. Это подавляющее равновесие вероятностей. Суть в том, какое они производят впечатление. Мотив убить меня был слабоватым – я лишь пытался отыскать следы бывшей певички из притона на Сентрал-авеню в то же время, когда на ее поиски пустился вышедший из тюрьмы каторжник по прозвищу Лось Мэллой. Могло статься, что помогал ему в поисках. Найти певичку, видимо, было возможно, иначе не стоило бы убеждать Марриотта, что меня нужно убить, и как можно скорее. И он, очевидно, не поверил бы этому, если б дела обстояли не так. Но для убийства Марриотта существовал гораздо более сильный мотив, которого он не оценил из-за тщеславия, или любви, или алчности, или всего вместе. Марриотт боялся, но не за свою жизнь. Он боялся преступления, в котором принимал участие и за которое мог понести кару. Но с другой стороны, он боялся за сытое существование. И поэтому пошел на риск.

Я умолк. Миссис Грейл кивнула и сказала:

– Очень занятно. Если бы только понять, о чем вы говорите.

– Кое-кто понимает, – сказал я.

Мы смотрели друг на друга. Ее правая рука снова была в сумочке. Я прекрасно понимал зачем. Но пока она не вытаскивала ее оттуда. Всему свое время.

– Давайте оставим недомолвки, – сказал я. – Мы здесь одни. Ничто из того, что скажет один, не сможет перевесить того, что скажет другой. Мы уравновешиваем друг друга. Девица из канавы стала женой мультимиллионера. По пути наверх попала в поле зрения одной злобной старухи, – возможно, та услышала, как она поет по радио, узнала голос и выследила ее, – и ту старуху нужно было принудить к молчанию. Но старуха обошлась дешево, потому что знала очень немного. А человек, который имел дело со старухой, ежемесячно посылал ей деньги, владел долговой закладной на ее дом и в любое время мог вышвырнуть старуху на улицу, – тот знал все. Он обходился дорого. Но пока все шито-крыто, это не имело значения. Однако со временем Лось Мэллой должен был выйти на волю и начать поиски своей прежней возлюбленной. Потому что этот простофиля любил ее – и любит до сих пор. Вот что странно в этом деле – трагически странно. И тут еще появляется частный детектив. Поэтому слабое звено в этой цепи, Марриотт, уже не статья расходов. Он превратился в угрозу. До него доберутся, и он расколется. Таким уж он был человеком. Поддавался нажиму. И был убит, пока не поддался. Дубинкой. Убили его вы.