Прощай, Грушовка! - [5]

Я тихонько встала, натянула платье, босая подошла к окну.

— Что не спишь, малышка? — тихо спросил Витя.

Не люблю слова «малышка». Поэтому не ответила Витьке.

За окном, в огородике, все зеленым-зелено, на наших грядках по-хозяйски бродят чужие куры. «Вот нахалки! — подумала. — Всей семьей пасутся». Попробовала из окна припугнуть: «Кш!.. Кш!..» Но они не слушались. Пришлось выскочить через окно и бегать за ними по грядкам. Куры подняли такой гвалт, что могли разбудить не только маму и бабушку, но и поднять на ноги весь поселок.

Я подошла к колонке, нажала ручку и подставила ноги под струю воды: надо же смыть песок. От холодной воды закололо пятки. Растерла ноги, чтобы согрелись, и по густой зеленой траве побежала домой.

Пока мама готовила завтрак, я перебирала ноты и думала, во что бы их положить. Не хотелось тащиться на озеро с папкой для нот. С постели поднялась бабушка, надела теплую кофту, валенки и села у окна.

Завтракали втроем. Витя, как обычно, пошел к своим друзьям, Толику и Славке.

Мама открыла свою швейную машину «Зингер». Комната наполнилась привычным монотонным стрекотанием. Сколько себя помню, мама почти все время сидела, согнувшись за этой машинкой. Приходили заказчицы, мама делала примерки и снова садилась за машинку.

Ноты я скрутила в тугую трубку и завернула в газету.

— До свидания, вернусь не скоро, — сказала я маме.

— Зайди к тете Тоне на работу, она обещала лекарство для бабушки.

— Ведь сегодня воскресенье. У нее выходной.

На небе ни единого облачка. Солнце яркое-яркое. На старых липах каркают вороны. Я иду привычной дорогой к товарной станции, потом сяду на трамвай и поеду до площади Свободы, там наша музыкальная школа.

На ходу я думала про озеро — оно такое большое, как море. Можно плыть и плыть, и все равно не доплывешь до противоположного берега. И вода в нем чистая, прозрачная, хоть пей. Искупаемся и всей компанией, Витька, Толик, Славка и я, пойдем в кинотеатр «Зорька» смотреть новый фильм — «Танкер Дербент».

Музыкальная школа находилась в помещении консерватории. Я пришла на десять минут раньше. Мой преподаватель, студент последнего курса консерватории скрипач Денис Иванович Денисенко, увидел меня в коридоре, открыл дверь в чужой класс, где у стены стояли огромные контрабасы. На ходу полистав мои ноты, он карандашом поставил галочки на некоторых этюдах.

— Остальное выбирай сама. Что понравится, то и будешь играть. Только обязательно каждый день.

Он вывел меня из класса, сказал «до свидания» и побежал в кабинет директора. Оттуда через открытые двери доносились звуки радио. Было странно слушать в консерватории звуки радио.

Я почувствовала, что Денис Иванович был не такой, как всегда. Он был чем-то озабочен.

Когда я подошла к трамвайной остановке, там никого не было. Трамвай только что отошел и всех забрал. Я присела на краешек скамейки. На высоком столбе висел репродуктор. Шла передача. Вначале я не прислушивалась, что там говорят. Голос показался необычным — излишне громким, взволнованным, но постепенно до меня стало доходить содержание слов: «… Без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали нашу границу во многих местах и подвергли бомбардировке наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас…»

Подошел трамвай, остановился. Люди вышли из вагона, но не расходились, слушали репродуктор. Вожатая и кондуктор выглянули из дверей и тоже слушали. Трамвай стоял. Люди боялись пропустить хотя бы одно слово. Но самое главное было уже сказано: война. Я почему-то вспомнила, что бабушка болеет, отец в Белостоке, в командировке. Вспомнила, что мама сидит за своей машинкой, шьет чужие платья. Радио, конечно, выключено, и она не знает, что началась война.

Я побежала домой, позабыв про озеро и про кинофильм «Танкер Дербент».

Я не спала всю ночь. Несколько раз выли сирены — воздушная тревога. Витя ворочался в постели. Тихо, чтоб никто не слышал, плакала мама. Под утро загудели самолеты. Мы с Витей бросились к окну. Стреляли зенитки. На город летели три самолета, низко, почти над самыми крышами. На крыльях я разглядела черные кресты. Посмотрела на часы — было 4 часа 30 минут. Самолеты сделали круг над городом и улетели. Мы с Витей обрадовались: ага! Испугались! Удрали! Так вам и надо! Сидите у себя дома, пока вас не трогают.

После обеда немцы бомбили город. Мы слышали взрывы один за другим, частые, гулкие. Вздрагивала земля, небо стало черным от дыма. Дым заслонил солнце. Даже сюда, в поселок, горячий ветер доносил обгоревшие листы бумаги. Они кружились в небе над домами, над деревьями и тихо падали на землю. Звенели стекла в окнах, и во дворе оседала красная пыль.

В нашем дощатом сарайчике прятались от бомбежки соседи: моя одноклассница Зина с мамой, продавцом магазина; Лёдзя — художница и самая красивая женщина не только в нашем доме, но и во всем поселке; ее две дочурки — Надя и Эрка; тетя Шура. Мы с мамой тоже пришли сюда. Больная бабушка осталась лежать дома. Отец в командировке.

А Витя? Разве парень будет сидеть с нами, прятаться в сарайчике? У него дела поважнее. Он надел на плечо пустую сумку из-под противогаза.