Прощай генерал… прости! - [68]

Впрочем, у Турецкого не было принципиальных возражений против Белкина. Хочет — пусть, их дела.

И вскоре стало ясно, что именно его присутствие за столом и помогло смягчить то напряжение, которое возникло после очень неприятного — было видно — телефонного звонка Николаю Степановичу.

Но это случилось позже. А начало переговоров никоим образом не демонстрировало какого-либо напряжения между двумя сторонами, не испытывавшими, впрочем, ни малейших теплых чувств по отношению друг к другу.

Александр Борисович поставил перед собой совершенно конкретную цель — заставить Бугаева рассказать о том, что его связывало с губернатором Орловым и в чем у них были непримиримые противоречия. Вот так, не больше и не меньше, простенько, но со вкусом, другими словами.

Бугаев, конечно, вполне определенно мог послать следователя вместе с его интересом куда подальше, но Турецкий рассчитал дело таким образом, что именно «послать» было бы тому крайне невыгодно. И что, уже задним числом подумал Турецкий, Бугаеву наверняка отсоветовал бы его адвокат. Уж он-то куда умнее и дальновиднее своего постоянного клиента! И если вопрос ставится именно в такой плоскости, значит, тому есть серьезная причина. Лучше ответить самому и тем продемонстрировать свою лояльность к следствию, чем заставлять «важняка» добывать необходимые сведения по собственным каналам. И еще неизвестно, окажутся ли они, эти каналы, настолько снисходительными, чтобы не нанести ощутимого урона чести и достоинству того же клиента…

Вот, имея в виду все эти условия, Турецкий и задал, причем без всяких предисловий, свой вопрос.

Они сидели втроем в небольшом, уютном кабине-тике на втором этаже «резиденции» за тщательно накрытым столом. Предложенное меню отличалось не столько обилием блюд, сколько разнообразием, если так можно выразиться, настоящей русской кухни. Конкретно это обстоятельство сразу и подчеркнул Николай Степанович после того, как они с адвокатом обменялись рукопожатиями с Александром Борисовичем. И рука Бугаева оказалась сильной и сухой. Как у профессионального спортсмена. Или просто у достаточно уверенного в себе человека, обладающего спокойным и сильным характером.

— Почему-то, — с легкой Презрительной усмешкой сказал Бугаев, — считается, что в России только щи да каша — пища наша. А это — выдуманная евреями чушь! Верно говорю, Зорий Августович?

— Ну почему у вас чуть что, так сразу евреи виноваты? — деланно возмутился тот.

— Ну ладно, пусть иностранцы. А ваш брат, между прочим, тоже себя не очень-то в родном Отечестве ощущает, в наших-то краях. Недаром же сами говорите, что земля ваша обетованная, родина — там, а здесь вы только от туземцев кормитесь.

— Ну вот, опять вы за старое!..

Александр Борисович понял, что этот спор у них, видимо, давний, никакой роли в их отношениях не играющий, и вообще, скорее, игра «на публику», чем что-то серьезное.

— А вы взгляните! Рыбка такая, рыбка этакая, икорка стерляжья, икорка сига, а вон — лосося…

— Заморская баклажанная, — в тон ему добавил Турецкий.

Бугаев, этот приземистый крепыш, снизу вверх испытующе взглянул на Александра Борисовича и рассмеялся. А смех у него был приятным, это отметил Турецкий. «Черт его знает, — подумал, — может, договоримся?»

И вот теперь уже, после первой рюмки под балычок нежнейшей нельмы, и перешел к делу Александр Борисович. Перешел, потому что увидел накапливающееся в глазах адвоката нетерпение. Все эти рыбки-балычки были ему не в новинку, и, естественно, не ради какой-то там закуски попросил устроить ему свидание с сибирским олигархом московский следователь.

Вопрос об Орлове был для Бугаева, мало сказать, неожиданным. Он вполне мог ассоциироваться в его мозгах и с какой-нибудь очередной провокацией следственных органов, которые уже не раз пытались дотянуться до него, да вот все пока кончалось благополучно, слава богу, срывалось у них. И он насторожился, задумался. Потом уперся тяжелым взглядом в адвоката, но встретил лишь безразличное пожатие плеч: мол, ничего сверхособенного не наблюдается. Вопрос вполне естественный, можно отвечать, но думать самому при этом следует…

Так перевел для себя Турецкий мимику адвоката. И приготовился слушать. Магнитофона он с собой не брал, да и вряд ли была в нем сейчас надобность. Он хотел услышать только то, чем интересовался. А подстраивать хитрые ловушки Бугаю в присутствии его многоопытного адвоката было бы в высшей степени бессмысленно, да и некрасиво. Марку надо держать.

И Николай Степанович, помолчав и продемонстрировав, что он собирается с мыслями, начал рассказывать. Сперва о том, как он впервые увидел генерала, появившегося в их «губернии», как тот понравился ему, ибо импонировал своей духовной силой и уверенностью. Он приехал не устраивать предвыборные гонки с какими-то иными конкурентами, а победить. Бугаев и себя самого считал таким же человеком. Если уверен, что способен, берись, а сомневаешься — не лезь, не трать средств и нервов. Вот он и решил, что с таким губернатором ему, кажется, по пути. Собрал своих промышленников и бизнесменов, своих партнеров и соратников, изложил им личную точку зрения. Для тех, кто был не уверен, нашлись и аргументы, и средства объяснить популярно…