Прощай генерал… прости! - [2]

Алексей Александрович Орлов, в недалеком прошлом бравый десантник и боевой генерал, поднявшийся по служебной лестнице до верхней ступеньки государственной власти, до ближайшего окружения президента страны (не нынешнего, нет, а того, прежнего, воспоминания о котором у генерала остались самые скверные), не кривя душой, все же не мог считать себя, по большому счету, искушенным в околокремлевских интригах. И то, чего он добивался в жизни, тоже не являлось даром Божьим либо результатом каких-то счастливых случайностей. Удача приходила как результат личных трудов, причем тяжких и постоянных. И только теперь, занимая губернаторское кресло уже второй срок, Орлов понял или, скорее, стал наконец трезво оценивать некоторые азы хитроумной придворной политики, точнее, науки. А согласуясь с ней, следовало, как, впрочем, и во все иные времена, представить для начала собственную идею неким откровением своего главного начальника, оставив за собой роль вдумчивого и толкового исполнителя, не бравирующего при этом излишней самостоятельностью. Но в еще большей степени задуманное тобой дело зависело от выбора момента его оглашения. Не к месту и не ко времени высказанное дельное предложение может быть загублено на корню, чтобы затем возродиться в других, более расчетливых и ловких головах.

Есть старый такой анекдот о том, как одного еврея вызвали на Лубянку и предложили написать письмо родственнику, проживающему в Америке, от знакомства с которым бедный еврей открещивался всеми силами. Но как бы ни открещивался, пришлось-таки уступить настоятельным «просьбам» чекистов, и письмо свое он начал следующими словами: «Дорогой Изя, наконец-то выбрал время и место написать тебе…» Орлов никогда не был антисемитом, вообще не впадал в крайности в этих вопросах, а еврейские анекдоты нравились ему именно своей безысходной мудростью. И потом, если уж по правде, за долгие годы службы он научился распознавать тех, с кем приходилось лямку тянуть, на кого можно, а на кого ни в коем случае нельзя положиться, и национальность тут ни малейшей роли не играла. Вот исходя из этого генерал и определил себе «время и место» для краткого, но душевного разговора с президентом. Оба они были лыжниками. Но президент, как уже замечено, предпочитал крутые спуски с горных вершин, а генерал — марш-броски на дальние дистанции, в коих нечасто находил себе достойных напарников. Так разговор плавно и перетек в плоскость заранее обдуманных замыслов, которые могли бы сделать честь державе.

Нет, конечно, немедленно обнаружились сомнения по поводу вечных бюджетных трудностей. Но генерал был не лыком шит, имел «домашние заготовки» и на этот счет. А олигархи, мать их, на что?! Или, в самом деле, перевелись на Руси Морозовы с Рябушинскими?

Кому ж, как не им, о престиже и процветании Отечества озаботиться? Уверенность генерала легко перетекла к президенту, и… идея, развернутая уже самим президентом в достаточно реальную и впечатляющую картину, тут же получила «высочайшее добро».

С той поры прошло почти два года. При встречах президент, улыбаясь, напоминал губернатору Орлову о своем непременном желании разрезать красную ленту, символизируя тем самым открытие уникальной для России горнолыжной трассы. Намекал, что готов даже первым спуститься по ней в долину. И последний такой «намек» публично прозвучал прошлой осенью, когда строительные работы были в самом разгаре. Как это положено, заказчик конфликтовал с подрядчиком, проектировщик со строителем, одна фирма с другой, некоторые скороспелые олигархи, не научившиеся еще смотреть дальше воробьиного своего клюва, однако охочие до почти зримой уже добычи, опасливо вертели этими самыми клювами, полагая, что под флагом президентской поддержки втянулись в явную «панаму». В результате дело хоть и продвигалось, но рывками, без должного стремительного ритма, присущего армейской жизни, и подобные темпы Орлова никак не устраивали. А ведь у него были и другие, не менее важные, пусть и не столь громкие проблемы, требовавшие его личного и нередко не менее решительного участия. Ведь не вся жизнь, в конце концов, сводилась к этой чертовой трассе! Но тем не менее на очередной даже и не упрек президента, а, скорее, иронический этакий намек на то, что, мол, обещать-то мы все горазды, Орлов по-генеральски прямолинейно отрубил, что трасса откроется не раньше, но и не позже… и назвал апрель, самый его конец, когда вокруг уже разгар весны, а в горах еще полно снега. Президент, естественно, тут же поблагодарил за приглашение и обещал обязательно быть. У него как раз в это время образуется небольшой отпуск, вот он и постарается соединить приятное с полезным. Что скажешь после этого? А ничего. Оставалось Алексею Александровичу с той же генеральской беспрекословностью пообещать на этот раз уже самому себе, что он из «той публики» — подразумевались все организации и лица, задействованные на возведении курортного комплекса, — дух вышибет, но завершить дело в указанный им срок заставит. Больше не может быть «или — или»! Слово сказано, а Орлов словом своим дорожил, ибо, как человек военной закалки, отступать не учился, не умел, да и… просто не желал.