Прощай, цирк - [43]

— Ты в порядке? — безмятежно поинтересовался Санвон, не поднимая глаз от карты хватху. — Мы как раз проходим город Вонсан. Не переживай, скоро погода наладится.

Мистер Сон возразил ему, заявив, что Вонсан мы уже прошли, кто-то встал и вышел, кто-то пил пиво. Люди обменивались непонятными мне шутками, чокались банками с пивом, хлопали картами об стол. Я же прилег в углу и, свернувшись, попытался уснуть. Видимо от непрерывного курения самочувствие было отвратным, будто меня недавно вырвало. Ворча себе под нос: «Чертово море перед Вонсаном», я провалился в сон.

Русский порт Зарубино производил впечатление жалкого, грязного городишки. Здесь на открытом месте были свалены горы угля, и прямо к ним подходила железная дорога; здесь стояли дома, похожие на одинаковые прямоугольники, а все портовые здания были покрыты черной пылью и оттого выглядели еще мрачнее.

Такой предстала мне земля, на которую мы сошли после более чем часового ожидания в аванпорту. Однако, едва успев ступить на землю, нам пришлось тут же сесть в автобус. Автобус был старый, не оснащенный кондиционером. В него набилось столько людей, что салон стал казаться еще более узким и тесным, чем был на самом деле; даже пейзаж, мелькавший за окном, не выходило рассмотреть из-за забившего все пространство багажа. Я настолько устал после семнадцатичасового плавания по морю и долгой поездки на автобусе, насколько это вообще было возможно. Глаза жгло, словно туда попал песок, приходилось все время смаргивать, все тело ломило, лицо осунулось; какая-то тяжесть постоянно придавливала мое тело к земле, словно гравитация на незнакомой планете.

Мы по очереди прошли через российскую таможню, пограничников и зал отправления, и всякий раз автобус стоял бесконечно долго. Никто не мог объяснить нам, сколько еще надо ждать и чего мы, собственно, ждем. Когда автобус останавливался, даже ветер, врывавшийся в окно, оказывался не в силах прогнать духоту, становилось трудно дышать. Челноки, едва сев в автобус, устраивались, прижав к себе свои вещи, и тут же начинали клевать носом. Во время прохождения китайской таможни процедура предоставления карантинной декларации и иммиграционных форм тоже отнимала много времени. Только после прохождения таможни Чжаннёнчжа в Хуньчуне мы вздохнули с облегчением.

Мы с Санвоном и мистером Соном погрузились в микроавтобус, уже ожидавший нас. Наш корабль отплывал через два дня. Обычно отплытие планировалось на следующий день после прибытия в порт, но мистер Сон объяснил, что отправление «Дон Чхун Хо» во Владивосток переносится на один день. Когда мне требовалось что-то разъяснить, то эту обязанность обыкновенно брал на себя не Санвон, а мистер Сон. Что до Санвона, то он был очень занят тем, что отвечал на бесконечные телефонные звонки или сам постоянно звонил куда-то.

Микроавтобус выехал из города Хуньчунь и направился в сторону Яньцзи. Яньцзи. Название города промелькнуло в голове и сразу отозвалось вереницей воспоминаний о событиях, связанных с ним. Я сам не заметил, как мыслями вернулся в день свадьбы брата. Свадьбы, которая представлялась мне такой смешной и нелепой. Я вспомнил танцующих на помосте гостей, толпу, где нельзя было разобрать, кто есть кто, и общие танцы, когда каждый плясал, как умел. В то время я даже представить не мог, что когда-нибудь вернусь сюда. Я просто радовался тому, что женитьба моего брата, который медленно проваливался в безумие, подарит мне свободу. Я боялся, что этот скоропалительный брак расстроится и мне скажут вернуть девушку обратно, поэтому даже сейчас я горел желанием как можно быстрее покинуть Яньцзи.

Мы въехали в город. Я лишь сутки назад покинул Сокчхо, поэтому и теперь ощущал себя, словно прибыл в один из провинциальных городков Кореи. Возможно, такое чувство возникло под влиянием многочисленных надписей на корейском, красовавшихся в верхней части вывесок. Кафе «Ынха», «Центральная баня», салон «Русский массаж», «Питер Чу — съемка свадебных мероприятий», Вольница выпускников факультета «Красота и хирургия», супермаркет «Сестры», дом «Пять мошенников», парикмахерская «Побэдонибаль», «Ю — четвертая форма» — эти и множество других надписей, о содержании которых можно было лишь гадать, проплывали за окном микроавтобуса.

Как только мы очутились в Яньцзи, я отправился на встречу с предпринимателем, занимавшимся продажей женьшеня. Он рассказал, что в последнее время стало популярным сжигать древние леса на горе Чайбаньшань, чтобы выращивать женьшень подсечным земледелием. Ужин начался рано и продолжался долго. Всякий раз, когда кто-то поднимал рюмку, все остальные с громким криком: «Конбэ!»[35] — опрокидывали в себя свои порции. Расправившись с блюдом, напоминавшим корейский чжонголь[36], мы перешли в дом, где жарили шашлыки. Побыв там какое-то время, мы переместились в норябан, где наше застолье продолжилось. Водка была крепкой — я быстро опьянел.

Комната в норябане оказалась настолько просторной, что в ней могли бы разместиться тридцать человек, и еще место осталось бы. Чуть погодя пришли девушки — по одной на каждого гостя; стол был заставлен бутылками с пивом и закусками. Некоторые мужчины потягивали пиво, другие танцевали, неприлично близко прижимая к себе девушек. Мы поочередно горланили корейские песни, песни