Прощание с осенью - [147]

Герой пытается философствовать, однако идеи, выплеснутые на бумагу, кажутся ему низкопробной чушью. Он бездеятельно живет на содержании у жены, его мутит от уютной рутины: «Жизнь лежала перед ним, как недопотрошенная медведем падаль, как открытая, гнойная рана, бесстыдно раскинутые складки какого-то чудовищного полового органа: неустроенная, развороченная, беспорядочная, надоевшая». Тем временем революция разгорается, и все четверо уезжают в горный городок Зарыте (слегка измененное название Закопане), отсидеться на вилле старика Берца. Совместное уединение ведет к цепочке катастроф.

Пока где-то далеко новая власть подавляет мятежи лоскутной оппозиции, Атаназий, из ревности на почве неутоленной страсти, убивает на дуэли Гелиного лыжного инструктора (стереотипного нордического шведа) и мучается угрызениями совести. В довершение бед Зося, застав мужа в постели с подругой, накладывает на себя руки. Ее гибелью обозначен крах традиционных ценностей — всего бесхитростного, простого, невинного. Доведя до самоубийства жену, ждавшую ребенка, отчаявшийся Атаназий окончательно идет в распыл. Постигает «высшую эротологию» с Гелей, а потом уезжает с ней в Индию — не в поисках истины, а мечтая о забвенье. Однако путешествие на Восток не исцеляет его от тоски. Дальнейшая жизнь духовно выжатого героя — стремительный путь вниз, к физическому небытию.

Геля изучает санскрит и Камасутру, основывает в отрогах Гималаев международную оккультно-оргиастическую общину (среди членов которой — некий Бунго, «гость» из первого романа Виткевича). Атаназий же — везде чужой. Его преследует призрак погубленной любви, он чувствует себя «жалким альфонсиком», превратившимся в «один большой лингам». Безысходный кошмар отступает, лишь когда он, одержимый раскаянием, бежит от экспериментов своей спутницы на родину, где к тому времени после цепочки переворотов произошла «нивелистическая» революция под предводительством «великого мага» Саетана Темпе (чей голос еще прозвучит в «Сапожниках»).

Атаназий хочет искупить прошлое, став частью общего дела — слившись с чем-то большим, чем он сам. Дома он застает «новый мир», устроенный по рецептам своего одноклассника, бывшего поэта-«большевика», который, нанюхавшись кокаина, любил порассуждать о политике. Ныне Темпе — комиссар внутренних дел паракоммунистической республики. Метаморфоза строя явно вдохновлена примером окарикатуренной России (серпастый герб на посольстве — первое, что бросается в глаза герою, а в финале его расстреляют по приказу русского инструктора, прикомандированного к погранзаставе).

Надеясь «обмануть свою пустоту» служением обществу, Атаназий хочет найти творческое занятие «поближе к идейному центру», но убеждается, что и новый режим основан на шарлатанстве, так же, как прежняя «тошнотворная демократия». В стране, куда он вернулся, победило то, что Виткевич называл «прагматизмом худшего сорта». Искусство, презренная «игрушка для евнухов», слилось с пропагандой, культура уже не раздирает душу сомнениями. Вот только жить не очень хочется, до того все серо, уныло и мертвенно-неподвижно.

Атаназия гоняют из учреждения в учреждение, снабжая номерками и справками. Он прорывается на прием к Саетану и вручает ему собственного сочинения мемориал о «трансцендентальных основах общественной механизации». Саетан изгоняет Атаназия как декадента, подлежащего трудовому перевоспитанию. Все, что положено герою, — каморка в семье рабочего да мелкая чиновничья должностишка. Он перепечатывает на машинке идиотские бумаги, за что по месту службы ему выдают продпаек. Пришибленный герой забывает даже о том, что назначил свидание кузине покойной жены, своей старинной подружке Гине Бир — ныне штатной наложнице Саетана. В конце концов их встреча все же происходит — на погосте, среди могил. Герой торопит смерть. Симулирует болезнь и по путевке едет в госсанаторий, в городок, где еще год назад жил вместе с Зосей (теперь это — Темпополь).

В погожий осенний день, прихватив неприкосновенный запас кокаина, Атаназий отправляется в горы и нелегально переходит границу. Приняв наркотик, он переживает последнее озарение: «бесстыдно нагая» реальность является ему как «чистое бытие вне бытия». Одурманенный, он вознамеривается начать все сначала, убедить лично товарища Темпе, чтоб тот употребил власть на правое дело спасения личности от механизации. Да вот конфуз. При попытке вернуться Атаназия хватают на границе и казнят.

Он созерцает происходящее как бы извне, не испытывая ни боли, ни страха. Гибель в наркотической эйфории в момент иллюзорного прозрения завершает скорбный путь героя. Его долгое умирание «в элегическом восторге» детально выписано Виткевичем, и не ирония, а терапевтический мистицизм звучит в последних словах повествователя: «И все-таки — хорошо, все хорошо. Что? — Может, нет? Все хорошо, черт возьми, а кто скажет, что нет, тому — в морду!» Атаназий уходит в психоделическом переживании «горячего земного объятья» возлюбленной. Утешение все же ниспослано ему: все и вправду «хорошо», ведь он убит на пороге нового дня, до неизбежного разочарования в своих бредовых социал-метафизических открытиях, не вкусив очередной порции отчаяния и безнадежности.