Прощание с облаками - [9]

«Пойдем, тебе надо выпить, и не кислятину какую-нибудь, а настоящее мужское питье. У меня есть немного спирта. Да прикройся же, наконец, нечего передо мной в таком виде стоять».

Я послушно позволил себя увести. Из серванта хозяйка достала графин и две стопки. Одну из них она налила доверху, а во вторую лишь немного плеснула. Полную протянула мне. Заметив подозрение в моем взгляде, она усмехнулась: «Не бойся, с двумя трупами мне не справиться». Я выпил залпом и не стал закусывать. Женщина одобрительно усмехнулась: «Ну вот и молодец, сейчас полегчает». Без закуски спирт подействовал сразу. Все поплыло перед глазами. Я сидел, упершись обоими локтями в край стола, и подпирал ладонями невольно клонящуюся вниз от бессонной ночи голову: «Да будь оно все проклято! Только я со своей неуемной страстью к легким победам мог вляпаться в подобную историю. И выход теперь один — избавиться от этого кошмарного чемодана и скрыться, забыв все, как страшный сон».

Сквозь затуманенное тревогой и спиртом сознание пробивались отрывки её рассказа, хотя зачем мне её исповедь, когда и так все в целом понятно. Они встретились два года тому назад. Он был на пять лет моложе её, только вернулся из армии. Влюбившись, он и её увлек своей страстью, хотя она отлично понимала, что ничего серьезного быть не может. А он ничего слышать не хотел. Своей настойчивостью и её переубедил, хотя планов особых она и не строила, довольствовалась тем, что имела. А три месяца тому назад стала замечать, что он избегает её. Никогда всерьез его не принимавшая, она к своему удивлению почувствовала, дикую ревность. Проследила, увидела с молодой девушкой и все поняла. Устроила против своей воли скандал, чем ещё более озлобила и оттолкнула любовника.

В принципе, он ей и не был нужен, да глупая женская гордость взыграла. Из-за уязвленного самолюбия решила наперекор всему вернуть себе мужика, а потом сама дать ему отставку. Сумела уговорить его на последнее свидание. К ней домой идти не захотел. Согласился на выяснение отношений в своей художественной мастерской. Пришла к нему уже ближе к вечеру, когда в студни никого не было. Женщина помолчала, а затем продолжила: «На мои слова о любви он начал твердить о будущей семье, детях. Словно, я в свои тридцать лет родить не могу». А он в ответ: «Родить, конечно, можно, а вот люблю теперь другую, а тебе благодарен за все эти годы». Я ему, дураку, сказала: «Ко мне любовь прошла и к ней пройдет, а привязанность — это навсегда: тебе лучше остаться со мной». Но не поверил он мне — романтичный был мужчина.

Нина иронически усмехнулась, вновь разлила по стопкам спирт: мне опять полную, а себе — до половины. Молча выпили, словно помянули. А ведь я, грешным делом, как и этот парень в подобных ситуациях бывал и объяснялся с бывшими подругами не один раз. Так что же и меня вот также убить могли? Не выдержал, спросил: «Неужели из-за этого жизни лишать надо было. Ну полюбил другую, ну ушел, все равно через полгода, если чувства остались, к тебе бы опять бегать начал».

«И без тебя сама знаю, — внезапно озлобилась женщина. — Только он лишнее сказать решился. Такие слова женщинам не говорят!» Она замолчала, лишь сведенные судорогой скулы выдавали напряжение и еле сдерживаемую ненависть к бывшему любовнику. «Сравнил он меня с тою, что моложе меня. Посмел сказать, что она — живой человек с теплой кровью, чувствующая его каждой своей жилкой, а я всего-навсего заводная кукла, способная лишь технически грамотно выполнять заранее заученные упражнения, больше напоминающие ему соревнования по акробатике, чем акт высших человеческих отношений». Голос у рассказчицы начал прерываться от ярости и обиды.

«Да, — подумал я, — досадил ей мужик крепко, прямо в душу плюнул. Хотя, если честно, то он прав. Эти кульбиты мне в новизну и по вкусу пришлись, а от еженощных таких схваток вряд ли получишь много удовольствия. Но говорить этого, безусловно, не стоило, и тот парень ляпнул лишнее. Интересно, как же она его убила?»

И, словно угадав мой немой вопрос, женщина пояснила: «Когда шла к нему в мастерскую, ещё не знала, убью или нет, но с собой захватила кое-что из операционного инструмента с работы. Когда прозвучало оскорбление, отбросила все сомнения и исполнила задуманное. Предложила в последний раз лечь в постель. Отказался: „Не хочу предавать чувство к невесте!“ Тогда попросила: „Ну хоть поцелуй меня на прощание, не такая уж я бесчувственная, как ты считаешь“. На это он решился, подошел, положил руки на плечи, а целовался он всегда неумело, робко, даже глаза от стеснения прикрывал, как девушка». К моему изумлению Нина, не выдержав, внезапно всхлипнула, но, взяв себя в руки, продолжила: «Тут я его и резанула по сонной артерии. Шума боялась, а он только пискнул как мышонок и побежал в ванную, открыл кран и холодной водой стал поливать рану, быстро слабея. Я его наклонила над ванной, и кровь туда стекала, пока он не забился в агонии. Я привыкла к такому в операционной, но тут не выдержала, перевалила его через край ванны и вышла, оставив тело истекать кровью. Затем минут через десять заставила себя зайти в ванную. Все было кончено. Раздела и приступила к работе. Хлопот с ним было мало — тщедушный был мужик. Оставлять его в мастерской было нельзя: мог ведь заранее кому-нибудь проговориться о свидании со мной. А так, пропал человек — и все. Пока хватятся, пока искать начнут-следов не останется».