Прощание с ангелами - [26]

Шрифт
Интервал

«У вас в ГДР есть странная привычка, — Рут уже заметила, что он не говорит «зона», из любезности, быть может, но он ни разу не оговорился, у вас есть странная привычка подчинять политике решительно все, даже визит или разговор за ужином».

«Я предпочел бы, чтобы у нас не было в этом надобности».

Сейчас она все ему выложит. У нее нет больше сил сидеть и болтать о никому не нужных пустяках.

— Вот уже несколько дней я тщетно пытаюсь получить разрешение на свидание с отцом. Я уже потеряла надежду, что мне это когда-нибудь удастся.

Он надеялся, что она отнесется с большим сочувствием к его невысказанной просьбе. Она ведь читала, как пишут о нем газеты.

— Да, бюрократический аппарат — вещь сложная. Я бы сказал — вещь в себе.

— По-моему, бюрократический аппарат здесь ни при чем.

— А кто же при чем?

— Очень тебя прошу, попробуй ты.

Почему Рут обратилась именно к нему? Поистине, этот человек преследует его, даже сидя в тюрьме. Спору нет, арест Вестфаля свидетельствует об усилении произвола, чего он, Макс, никак не может одобрить, хотя, с другой стороны, идеи Вестфаля для него тоже неприемлемы. Но как человек Вестфаль чем-то ему симпатичен. Порой он предстает обаятельным фантазером, порой — трезвым и расчетливым политиком.

«Грядущий мир будет миром коммунизма. Лишь там найдут свое воплощение истинные, человеческие стороны христианства».

Он был готов помочь Вестфалю. Но нельзя второй раз идти на скандал. Он богослов, а не политик. Епископ недвусмысленно дал ему это понять.

«Вам следовало проявить больше сдержанности, дорогой профессор. В джунглях нынешней восточно-западной политики трудно ориентироваться. Порой принимаешь за гуманизм то, что на деле есть просто глупость. Не успеешь оглянуться, как ты уже стал троянским конем»!

«Я поразмыслю над этими словами, ваше преосвященство».

— Неужели ты думаешь, — спросил Макс, — если за отказом скрывается умысел, в чем я, кстати сказать, очень и очень сомневаюсь, неужели ты думаешь, что мне удастся добиться большего, чем добилась родная дочь?

— Ты слишком известен. Тебя не могут завернуть от дверей, как это делают со мной.

Именно эта известность и стала ему поперек горла. Епископ прав, он, Макс, слишком наивен для политики и потому был в «зоне» против воли вовлечен в нечто нежелательное. Он думал, что поездка в Халленбах будет носить чисто приватный характер — личные, индивидуальные контакты с учеными и теологами, встреча с братом, который является заместителем председателя окружного совета, причем этот факт никакого касательства к их встрече не имеет. И все же он поддался на уговоры и позволил тамошней телестудии взять у него интервью.

«Господин профессор, вас упрекают в том, что вы недостаточно четко разграничиваете теологию и естественные науки».

«Действительно, упрек правомочен. В самом деле, я полагаю, что все на свете — и материя и дух человеческий — пребывает в состоянии эволюции. Это отнюдь не противоречит догмам нашей церкви. Догмы остаются неизменными, меняется лишь их восприятие, что находит свое выражение в новых формулировках».

«До сих пор считающееся классическим определение теологии по Фоме Аквинскому гласит, что теология превосходит все прочие науки возвышенностью своего предмета и предельной убежденностью своего знания. Следует ли сохранять это порожденное еще во времена схоластики определение при новом взгляде на соотношение между теологией и естественными науками?»

«В вашем распоряжении, господа, есть классики вашего учения и вспомогательное средство — диалектическая интерпретация. История же в конечном счете создается не по рецептам тех или иных классиков. Это было бы нежелательно как для самих классиков, так и для истории. А Фома Аквинский — наш классик».

Оказывается — жаль только, он слишком поздно заметил это, — их меньше всего занимала проблема соотношения теологии и естественных наук. Для них все это послужило лишь отправным пунктом, от которого они могли завести собеседника туда, куда им нужно.

«В рассуждениях на тему «Христос и человечество» вы пользуетесь термином «суперсоциальное общество». Полагаете ли вы, что мирные взаимоотношения столь противоположных группировок, которые сложились в нынешнем мире, могут служить предпосылкой для построения этого надсоциального общества?»

«Не только могут, но и должны».

«Стало быть, вы за сосуществование?»

«Да».

«В том числе и за сосуществование двух немецких государств?»

Такой прямоты он не ожидал. К такой он не привык. Разумеется, следовало ответить удачнее, более уклончиво. Только потом он сообразил, как надо было отвечать на этот вопрос. Они сумели захватить его врасплох.

«Да».

«Благодарим вас, господин профессор».

Макс встал. Он был взволнован. Нельзя, разумеется, никак нельзя одобрить, что Вестфаля из-за его политических взглядов снова упрятали в тюрьму.

Вестфаль и тюрьма — понятия несовместимые, Макс достаточно знает этого человека. И Рут, усталая, бледная Рут, сидевшая в кресле с выражением полной беспомощности, вызывала у него жалость. Но что поделаешь, если он связан по рукам и ногам.

— Я попробую, Рут. Только не сейчас. Надо выждать.


Рекомендуем почитать
Белый слон

Протесты закончились, а их участники получили билеты в светлое будущее. Для Антона наградой за участие стала работа на телеканале нового президента. Теперь он снимает сюжеты для светской хроники и втайне мечтает о настоящем журналистском расследовании.Накануне очередных выборов Антону в руки попадает компромат о высокопоставленном чиновнике. Журналисту придётся решить, стоит ли рисковать сытой жизнью ради сенсации, способной ударить по репутации президента и снова круто изменить историю страны.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.


Дом иллюзий

Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.


Дешевка

Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.


Антиваксеры, или День вакцинации

Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.