Прощальный фокус - [42]

– Я могу дать вам ксанакс под язык. Он горький, но вам сразу же станет лучше… Ксанакс вам поможет.

Он вышел и вернулся с крохотной белой чашкой в руках буквально через секунду, будто полная банка таблеток стояла прямо за дверью. В какой-то момент он надел перчатки, а может быть, они были на нем и раньше. А затем медбрат сделал нечто, крайне удивившее Сабину. Он погладил щеку Парсифаля – жестом почти любовным, и она даже подумала, уж не знакомы ли мужчины друг с другом. Парсифаль открыл глаза, словно его пробудили поцелуем.

– Откройте рот, – велел медбрат.

Губы Парсифаля разомкнулись, и тонкие, обтянутые латексом пальцы медбрата нырнули ему под язык. Оператор без лишних слов удалился в свою кабинку, уселся за стеклянным окошком и принялся колдовать над пультом.

– Не люблю я эти машины, – сказал медбрат. – Самому не раз приходилось в них залезать. Они ведь на нас их испытывают, но ничего страшного в этом нет. – Он все не убирал руку с лица Парсифаля. Провел большим пальцем по его лбу, но, казалось, боли Парсифалю это прикосновение не доставило. – Но ничего не поделаешь – надо. Вы там пробудете совсем недолго, а потом вас вытащат. Эта милая дама – ваша жена?

– Да, – сказал Парсифаль.

– Ваша жена будет стоять у края и держать вас за ногу.

Он повернулся к Сабине и мягко сказал:

– Держите его за ногу.

Сабина отпустила руку Парсифаля и, перейдя к краю стола, ухватилась за голые стопы под покрывалом.

– Там только магниты, от них больно не бывает.

– Мне просто не нравится быть запертым, – сказал Парсифаль.

– Никому не нравится, – сказал медбрат. – Таблетка рассосалась?

Парсифаль кивнул.

– Значит, вам теперь лучше. Я вам сейчас беруши вставлю, потому что шумно будет. – Он сунул в уши Парсифалю две мягкие затычки и начал обкладывать валиками его голову. – Это чтобы ничего не сместилось, – продолжал он, внезапно повысив голос. – Пообещайте, что не будете шевелиться, чтобы не пришлось делать все заново. – Он продел ремешок под подбородком Парсифаля и застегнул на макушке. – Вот сейчас будет самое неприятное: я зафиксирую вам голову, чтобы не смазать снимок. Закройте глаза. – Даже когда медбрат говорил громко, голос звучал мелодично, завораживающе. Сабина подумала, что из него вышел бы отличный фокусник и что Парсифаль, несмотря на боль, сейчас думает о том же.

Медбрат потянулся вверх и опустил на голову Парсифаля белую металлическую клетку. Парсифаль превратился в Гудини, но эту роль он никогда в жизни не репетировал.

– Теперь нужно, чтобы вы лежали совершенно неподвижно. Если вам понадобится что-нибудь, скажите, мы услышим, а вы будете слышать нас и вашу жену. Она здесь, держит вас за ноги, и, если что-то пойдет не так, она вас вытащит. Хорошо?

Парсифаль не ответил. Лишь махнул рукой.

– Хорошо, – сказал медбрат и исчез за дверью.

Из невидимого передатчика раздался громкий голос оператора:

– Сейчас я начну вас двигать. Очень медленно.

Желоб медленно поехал в трубу, Сабина двинулась вслед за ним. Когда Парсифаль шевелил пальцами ног, она сжимала их в ответ. Так они общались.

– Он там хорошо лежит? – спросил оператор.

– Он лежит хорошо, – сказала Сабина. И сжала пальцы.

Когда свет софитов бьет в глаза, возникает странное ощущение. Ты знаешь, что зал полон, тебе это сказал администратор, но перед тобой – сплошная чернота, все тонет в море тьмы, и ты даже не пытаешься что-то разглядеть. Тогда придется напрячь глаза, смотреть прямо против света, а от этого болит голова. Ты глядишь, но не видишь – ты слеп. И о слепоте твоей знает лишь тот, кто стоит на сцене рядом с тобой. Видеть ты можешь только его. Вместе вы улыбаетесь и говорите в черноту. Он тоже слеп, и он твой поводырь. Вблизи видно, что он переложил грима на лицо.

– Вы справляетесь прекрасно, – послышался голос оператора. – Совершенно не шевелитесь. Вот и продолжайте в том же духе.

Комната наполнилась заводскими звуками – грохотом и низким гулом. Временами шум становился таким яростным, что казалось, будто аппарат сломался. Сканирование длилось полчаса. Сабина следила за висевшими над трубой часами, тикавшими, как таймер духового шкафа. Ей хотелось сказать что-нибудь Парсифалю, занять его чем-нибудь, но что тут скажешь? А кроме как разговором помочь она не могла ничем. «Ты в порядке?» – окликнула Сабина, и Парсифаль наклонил стопу в знак того, что слышит.

– Половина дела сделана, – произнес голос. – Вы отлично лежите. Молодец! – Раздался адский шум, словно кто-то колотил отбойными молотками и свинцовыми трубами в свинцовые стены, и голос послышался вновь: – Еще три минуточки, еще одна серия снимков, и вас вынут!

Тут Сабина уловила, как радостно сжались и разжались в ее ладонях пальцы ног Парсифаля.

В комнату вошел медбрат. Синяя униформа на черном теле казалась ослепительно яркой. Нажатием кнопки он освободил Парсифаля.

– Все, все! – сказал медбрат. – Больше лезть туда не придется! – Он поднял металлическую клетку, отстегнул ремень под подбородком – времени на то, чтобы убрать их, ушло куда меньше, чем на то, чтобы приладить. Долой валики, долой ушные затычки – Парсифаля освободили. – Ну теперь все хорошо. Правда ведь?