Крестины приняли странный оборот, когда на торжество с бутылкой джина явился Альберт Казинс. Фикс улыбался, отворяя ему дверь, и потом еще улыбался, не сразу сообразив, что на бетонных ступенях крыльца стоит Альберт Казинс из окружной прокуратуры. За последние полчаса Фикс открывал дверь раз двадцать — соседям, друзьям, прихожанам своей церкви, членам общины, сестре Беверли и всем своим братьям, родителям, личному — и едва ли не полному — составу своего полицейского участка, но удивился только явлению Казинса. Фикс еще две недели назад спросил жену: чего, собственно говоря, ради надо звать на крестины всех, кого они знают в этом мире, а жена ответила — хочешь, просмотри список гостей и скажи, кого вычеркнуть. Список он смотреть не стал, но случись жена сейчас рядом — так бы прямо и сказал: «Вот его вычеркни». И ведь не то чтобы Фикс недолюбливал Казинса, он и знал-то о нем, лишь что это вот — Казинс, но не звать же на праздник человека, с которым едва знаком. Фикс даже подумал, что тот пришел поговорить по делу — по какому-нибудь уголовному делу, — потому что никак иначе не мог объяснить его приход. Гости роились в палисаднике, и Фиксу оставалось только гадать, припоздали они, собрались ли уже уходить или просто вырвались на простор из комнат, набитых плотнее, чем позволил бы любой пожарный инспектор. Зато он не сомневался, что Казинс со своей бутылкой в пакете пришел незваным.
— Добрый вечер, Фикс, — протянул руку долговязый заместитель окружного прокурора в костюме и при галстуке.
— Здравствуйте, Эл, — сказал Фикс, неуверенный, вправду ли это его уменьшительное имя. — Рад, что выбрались все-таки. — Дважды энергично тиснул руку гостя и высвободил свою.
— Под занавес, — сказал Казинс, оглядывая толпу гостей и как бы сомневаясь, что ему тут найдется место. Вечеринка явно перевалила за середину — маленьких треугольных сэндвичей уже почти не осталось, а печенья — меньше половины. И скатерть под чашей с пуншем стала розовой и влажной.
Фикс отступил в сторону, пропуская гостя:
— Лучше поздно, чем никогда.
— Ну, разве я мог пропустить такое событие? — Меж тем он именно пропустил. Ибо на крещении его не было.
Из окружной прокуратуры Фикс вообще пригласил одного Дика Спенсера. Тот и сам раньше был полицейским, по вечерам учился на юридическом, взволок себя по карьерной лестнице и при этом всегда умел правильно себя поставить. И раньше, когда он сидел за рулем черно-белого патрульного автомобиля, и теперь, когда стоял перед судьей, — сразу становилось ясно, откуда он. Казинс, конечно, тоже был слуга закона — прокурорские и полицейские одно дело делают — и вполне дружелюбен, если ему что-нибудь было нужно, однако не до такой степени, чтобы пригласить копа выпить, а если уж приглашал, то лишь с целью выведать что-то за кружкой. Прокурорские — они из тех, что стреляют у тебя сигареты, говоря, что, мол, бросают курить. А вот полицейские, уже переполнившие гостиную и столовую и выплеснувшиеся на лужайку под натянутые бельевые веревки и два апельсиновых дерева, бросать не собирались. Они пили холодный чай пополам с лимонадом и дымили как грузчики.
Альберт Казинс вручил свой пакет Фиксу, и тот заглянул внутрь. А там обнаружилась бутылка — большая бутылка джина. Другие гости дарили молитвенные карточки или перламутровые четки, или карманную Библию в белом шагреневом переплете и с золотым обрезом. Пятеро сослуживцев — или их жены — скинулись и преподнесли синий эмалевый крест на цепочке с маленькой жемчужинкой в середине — прелестную штучку, на будущее.
— Значит, теперь парень и девчонка?
— Две девочки.
Казинс пожал плечами:
— Ну, разве природе укажешь?
— Не укажешь, — согласился Фикс и закрыл дверь.
Беверли просила дверь не закрывать, чтобы не задохнуться, и это лишний раз доказывало, как мало она знает о том, до какой степени человек человеку бывает волк. Неважно, сколько народу набилось в дом — дверь, черт возьми, надо держать закрытой.
Беверли выглянула из кухни. Между ними было добрых три десятка человек — весь выводок Мелоев, весь клан ДеМаттео, орава мальчишек-причетников, расправлявшихся с остатками печенья, — но не заметить Беверли было невозможно. В этом-то желтом платье.
— Ф-и-икс… — выкрикнула она, перекрывая галдеж.
Казинс, обернувшийся первым, поклонился.
Фикс инстинктивно выпрямился, но момент был упущен.
— Будьте как дома, — сказал он заместителю окружного прокурора и показал на детективов, собравшихся за раздвижной застекленной дверью и еще не успевших снять пиджаки. — Вы наверняка всех тут знаете.
Может, да, а может, и нет. Но хозяина Казинс не знал точно. Фикс стал прокладывать себе путь в толпе гостей, и они расступались перед ним, хлопали по плечу, жали руку, говорили «поздравляю». Он старался не наступить ненароком ни на кого из детей, — среди которых была и его собственная четырехлетняя Кэролайн, — игравших во что-то на полу столовой, прямо под ногами у взрослых, и ползавших на манер тигров в засаде.
