Прощальный фокус - [25]

– А по-моему, абсолютно верное, – возразила Сабина и осушила стакан.

Миссис Феттерс уважительно кивнула:

– Может, вы и правы. В мире столько вещей, которых мне никогда не понять.

– Вы понимаете, почему Парсифаль говорил мне, что вы умерли?

Миссис Феттерс одним глотком прикончила свой виски и поискала глазами бармена, впрочем, искать долго не пришлось.

– Понимаю.

– Хорошо, – сказала Сабина. – Поделитесь со мной. А то я устала откровенничать.

Миссис Феттерс кивнула. Вид у нее был усталый, похоже, начала сказываться бессонная ночь.

– Я в Аллайансе родилась и всю жизнь там прожила. Если бы в детстве мне кто сказал, что бывают мужчины, которые любят других мужчин… – Она помолчала, видимо попытавшись вообразить что-нибудь столь же немыслимое – собак, любящих кошек? – но подходящего сравнения так и не придумала. – Ну, просто у нас такого быть не могло. Жили у нас, помнится, двое, на железной дороге работали, поселились вместе, на отшибе, за городом. Многие мужчины с железной дороги жили вместе, но тут было другое, и эти двое всех как-то смущали, беспокоили. Они вскорости уехали, но люди, думается мне, так до конца и не поняли, что между ними было такое. Мы все там отсталые были, косные, а я из всех косных самая косная! Я уж взрослая была, замужняя женщина, когда мне объяснил кто-то про геев, да и тогда не сразу поверила. Но что Гай не такой, как другие, я всегда понимала. Ему было года три-четыре, когда я разобралась что к чему. Я и сама себе в этом не признавалась, а другим и подавно, но знать – я знала.

Подошел бармен с двумя новыми стаканами.

– Предлагаю сделать последний заказ, – сказал он, собирая пустую посуду и грязные салфетки.

– Мы подумаем, – ответила миссис Феттерс.

Сабина терпеливо ждала, пока она осушит свой стакан.

– Я все никак до сути не доберусь. Это потому, что добираться до нее – мне как нож острый. Гаю исполнилось четырнадцать, начались неприятности – пошли друзья, какие-то игры с ними, которые мне казались вовсе и не играми. Я отправила его в Библейский лагерь – о душе подумать. Только натура его все равно наружу лезла. Я думала, что это как болезнь, которую можно одолеть. И вот, когда я была беременной, Берти носила, я его отослала в исправительное заведение для мальчиков в Небраске, в Лоуэлле, чтобы вылечили его там. Отправила в настоящий ад, чтоб выбили там из него дурь эту, это зло. В тот же день, как ему исполнилось восемнадцать, он явился домой, собрал вещи и уехал. Вот так. Больше он знать нас не желал. Прошло сколько-то времени, и я перестала его за это корить. Я пятнадцать лет не знала, где он и как он, а потом увидела вас вдвоем на шоу Джонни Карсона. Вы и представить себе не можете, каково это – думать, что твой ребенок, может, бедствует, страдает где-то, и все из-за тебя, и вдруг ты видишь его в телевизоре, видишь, что он фокусник и знаменитый. Я чуть с ума не сошла! Я написала на это шоу и попросила передать мое письмо Гаю – фокуснику Парсифалю то есть. О, я так раскаивалась, и я писала ему об этом, и писала, как мы все хотим, чтоб он вернулся домой. Каждый день бегала к почтовому ящику, и каждый день сердце замирало. И наконец получила письмо – как и следовало ожидать, без обратного адреса и со штампом Лос-Анджелеса. Очень вежливое письмо. Он писал, что все прощено и забыто, что прошлое осталось в прошлом и не надо его оттуда вытаскивать. Писал, что больше никогда в жизни не хочет вспоминать о том, что было, и просит меня отнестись к этому с пониманием. Он слал нам деньги, с годами все больше и больше, но писать не писал. Ни мне, ни даже Китти, что, по-моему, было с его стороны дурно – как бы он на нас ни злился.

Миссис Феттерс заглянула Сабине в глаза, и та не отвела взгляда.

– Ну да, – ответила она.

– Я не жду от вас прощения, – продолжала миссис Феттерс. – Я и сама-то себя простить не могу. Просто рассказываю, что знаю. Зря он вам не говорил. Вы славная девушка и заслуживаете того, чтобы знать, как все было.

– Я ценю ваше доверие, – сказала Сабина.

Парсифаль в застенке. В аду.

А затем в последний раз за этот вечер миссис Феттерс удивила Сабину. Потянувшись через стол, она взяла ее здоровую руку и крепко сжала ее в своих ладонях.

– Скажу вам прямо, Сабина. Открою, чего бы мне хотелось, чтобы вы сделали. Уделите нам с Берти еще один день. Покажите нам места, где он бывал. Которые любил. Я хочу увидеть это его глазами, пусть мне потом будет что хорошего вспомнить, в кои-то веки. И даже если увижу что-то нехорошее, оно станет хорошим, потому что все это будет настоящее. Я стану помнить его таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким я его воображала. Мне это надо, чтобы увезти с собой в Небраску. – Она улыбнулась Сабине доброй, материнской улыбкой. – Там зимы, знаете ли, долгие. Будет время вспоминать.

Сабина, опустив глаза, разглядывала свою плененную руку. Внезапно на нее навалилась усталость – такая тяжкая, что хотелось плакать. Или провалиться в сон. Она предчувствовала, что рано или поздно до этого дойдет.

– Мне надо… – выдавила Сабина, но не смогла докончить фразы.

– Вам надо подумать. – Миссис Феттерс еще крепче сжала ей руку. – Конечно, конечно. Вы знаете, где меня отыскать.