Прощальный фокус - [20]

Феттерсы могли бы сослужить Сабине неплохую службу. Ведь она получила бы ответы на столько вопросов, заполнила бы столько зияющих черных дыр, улучив момент и спросив: но почему же, миссис Феттерс, вы за все эти годы ни разу не поговорили с сыном? И почему вдруг так заинтересовались им теперь? Но откровенность надо заслужить. Для нее требуется доверительность и время, и хотя последнего у Сабины было хоть отбавляй, сил на первое не хватало. Люди утомляли ее. И то, как легко и непринужденно им удается общаться между собой, лишь расстраивало.

Дома Сабина достала лотки с едой, взяла тарелку. Нарезала салат для Кроля, поставила на пол и принялась постукивать ногой, пока из коридора не раздалось тихое «шлеп-шлеп». Какой смысл во всем, если нельзя рассказать Парсифалю? Как бы Сабина хотела, чтобы он ждал ее за столом, накрытым к завтраку! Она бы все ему выложила – и про аэропорт, и про Джонни Карсона. Он бы в жизни не поверил, что его мать хранит запись шоу Джонни Карсона. Мысленно она рассказала ему и про поездку на кладбище, как сдержанно вела себя Берти и как без умолку болтала его мать на могиле. Рассказала ему о том, как они осматривали дом – словно Парсифаль прятался где-то рядом. Двадцать два года Сабина рассказывала все одному-единственному человеку, так что жизнь и рассказы стали неотделимы друг от друга. Теперь же она словно существовала лишь наполовину – жила, но не могла облечь прожитое в форму.

– Не хочу превратиться в старуху, разговаривающую с кроликом, – сказала она усердно жующему зверьку. Тот даже головы не поднял.

Вечером, сидя в мастерской, она вырезала из пенопласта холм, стараясь, чтобы склоны были покатыми, и думала о Феттерсах. Вспоминала бледные руки Берти, кольцо с крошечным брильянтом. Кто надел его девушке на палец? Думала ли она о брате, которого не помнила? Была бы ее жизнь иной, не покинь Парсифаль семью? Миссис Феттерс не производила впечатления плохой матери – стоило только вспомнить, как говорила она с сыном на его могиле. Она казалась человеком прямым. И явно гордилась сыном, даже умершим. А что смогут они узнать и понять здесь, в Лос-Анджелесе? Уедут ли они завтра? Или снова поедут в Форест-Лоун? Или отправятся бродить по городу, по улицам, заходить на которые им не следует, пытаясь понять что-то, что им, возможно, не дано увидеть?

Сабина все корила себя за то, что не была настойчивее, не расспросила подробнее, и, поглощенная чувством вины, не заметила, как лезвие, которым она резала пенопласт, соскользнуло. Пропоров кожу на запястье, нож вонзился в основание ладони. Пришлось хорошенько дернуть, чтобы его вытащить. Сабина уже открыла рот, чтобы вскрикнуть, позвать на помощь, но удержалась. Обхватив запястье другой рукой, она посидела минуту, глядя, как кровь, пульсируя, сочится между сомкнутыми пальцами. Затем пошла в ванную.

Рана, несомненно, была глубокой. Когда Сабина сунула руку под струю воды, ее пронзила такая боль, словно нож – к тому же раскаленный – до сих пор торчал в ладони. Однако все пальцы двигались нормально. Раковина стала красной от крови. Судя по всему, такой порез требовал наложения швов, но Сабина решила, что лучше истечет кровью в ванной, чем вернется в «Седарс-Синай». Вскрыв зубами пять пакетиков с марлевыми салфетками, она стопкой положила их на рану и приклеила пластырем. У Фана и Парсифаля хранился изрядный запас средств первой помощи. Кровь начала просачиваться сквозь марлю, Сабина подняла руку над головой. И тут услышала телефонный звонок.

Было почти одиннадцать. Сабина поняла, что звонит миссис Феттерс, хоть и не ждала звонка от нее. Она села с телефоном на пол, задрав руку, словно у нее назрел какой-то срочный вопрос.

– Сабина? – В трубке слышался шум – музыка, гул голосов. Вечеринка. Она назвала ее по имени?! – Это Дот Феттерс.

Дот. Сабине и в голову бы не пришло, что такое можно сделать с именем Дороти.

– У вас все в порядке?

– О, все прекрасно. Простите, что звоню так поздно. Я вас разбудила…

– Вовсе нет.

– Ну хорошо. Знаете, Берти спит, а мне не спалось, и я спустилась в бар. У них здесь чудесный бар.

Сабина была рада ее звонку. Она чувствовала, как кровь из раненой ладони тонкой струйкой течет по поднятой руке.

– Я подумала, – сказала миссис Феттерс, – это глупо, конечно, ведь ночь на дворе и всякое такое и понятно, что вы не в двух шагах находитесь, но я подумала, что, может, вы захотите приехать и выпить со мной рюмочку.

Сабина решила, что миссис Феттерс, похоже, уже успела выпить рюмочку, и даже не одну. Неудивительно. Как бы иначе она решилась на такой звонок?

– Рюмочку…

– Ну да, это я просто так… подумала. На самом-то деле поздно… Как-то у меня после сегодняшнего на душе нехорошо. Но я решила, что вот случай поговорить с вами и – не знаю даже. Уж простите. Так тяжело все это.

– Я знаю, – сказала Сабина. Голос ее в пустой комнате прозвучал еле слышно. Все это и вправду было очень тяжело. И хотя Сабине трудно было даже представить, что она сейчас поедет пить с Дот Феттерс, представить, как она будет сидеть дома одна, было еще труднее. – Хорошо, – сказала она.

– Правда? Вы приедете?