Проруха - [18]

— А теперь, Алексей и Станислава, объявляю вас мужем и женой.

— Гип–гип ур–ра–а! Гип–гип ур–ра–а! — возликовали, почувствовавшие историчность момента друзья жениха.

Сыскарей окружили мальчик–официанты и какими–то длинными коридорами провели к богато сервированному столу.

— Друзья мои, каждое блюдо вы должны хотя бы попробовать! — сияя, как солнце над Египтом, сказал Бисквит. — Если почувствуете, что больше не лезет, используйте, не стесняясь, страусиные перья. Делается это так.

Он выудил откуда–то переливающееся всеми цветами радуги перо, широко разинул рот и засунул примерно на четверть.

— В общем, что–то вроде того, — сказал он, не доводя, впрочем, демонстрацию до финала. — Проверено временем: метод древнеримских патрициев. Итак, за дело, друзья мои!

Наполнив бокал фирменным чаем из хрустального сосуда, первый тост произнес генеральный директор известного далеко за пределами Синеокой детективного агентства «Аз воздам», потенциально один из лучших сыщиков мира, — безо всякого официоза, со свойственным ему искрометным юмором:

— Господа, выпьем за явление, которое, укорачивая жизнь каждому человеку в отдельности, продлевает ее всему человечеству. За любовь!

Лично Прищепкин решил соблюсти кулинарную субординацию и начать с салатов, чем, с точки зрения Станиславы, в очередной раз показал свою высокую внутреннюю культуру. Попросил большое блюдо и положил каждого из представленных на столе: несколько ложек салата из баранины с соусом велюте, несколько — из мозгов с бешамелем, буквально две ложки салата из цикория с йогуртом, еще две — из креветок с патиссонами и маринованными грибами, не больше ложки салата из колбасы и сыра по–норвежски. Затем дополнил получившийся восхитительный натюрморт яйцом в чашечке из ветчины и куском омлета с шафраном. Грамотно, что тут скажешь, но ведь на то Георгий Иванович и начальство, чтобы марку держать.

Между тем остальные сыскари «Аз воздама» накинулись на холодные закуски, из коих особенно выделялись паштеты и рулеты, цельные копченые гуси, а также огромные карпы, маринованные в винном соусе. «Прудовые поросята» были словно живые! Хорошо–то, черт подери, как! Особенно если под коньячок и водочку.

— Есть такое душевное состояние человека, при котором он способен на великие дела и открытия, отчаянные поступки. Предлагаю выпить за одержимость! — выразил общее настроение чревоугодец Швед.

Молодые так переволновались, что ничего не ели. Бывает — от большого волнения. Например, некоторые особенно нервные девицы–студентки полностью перестают кушать за неделю до сессии. Леха с утра только проглотил кролика с черносливом, а Станислава, перед самым подписанием судьбоносного документа, пару порций свиных ножек а ля Сент — Менеуль и сотэ из телятины с грибами. Поэтому сейчас они, естественно, враз почувствовали, как засосало под ложечкой. «Пора и нам заморить червячка», — заметил Леха, подвигая к себе бадью зеленого супа с крокетами из яиц. Невеста тоже решила не отставать и обратила нежный взор на блюдо с пикшей, запеченной с устрицами. А все–таки замечательная пара получилась из Алексея и Станиславы! Она вполне бы могла продолжить этот канонический ряд: Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Державин и Бабаян.

К столу вереницей потянулись мальчики–официанты с «горячими» блюдами: жареными поросятами, тушеными бараньими боками с кус–кусом или гречневой кашей, горшочками кассуле и бобами по–бургундски.

Объелись настолько, что даже лень было кричать «горько», откровенно говоря, и язык как–то не поворачивался. Под такую–то вкуснятину.

В качестве «сладкого» были предложены: перуанский крем, шоколадный мусс, ананасовый флан, парфе с клубникой, лимонное суфле, пудинг из крахмала с персиками, торт с малиной и торт с желтыми грушами, шарлотки с пюре из каштанов, сабле с клубникой и слоеные пирожные с финиками. После фаршированных клубникой дынь с вишневым ликером произошло неизбежное: перестали шевелиться губы.

— Почему не пользуетесь перьями? Ну–ка, дружно освободим желудки и — по второму заходу! Ведь мы были только в круге первом! — призвали Станислава с Лехой.

Но было поздно — ребята, словно перезрелые сливы во время ненастья, стали со стульев падать. Бабах — упал Сергуня, бабах — за ним последовал Сашок, бабах, бабах, бабах — свалились все три студента: Валери, Арно и Юрок. Георгий Иванович, невозмутимо прихлебывая мусс, только недоуменно поднял брови, мол: «А чего это с ними? Лично я только во вкус вошел».

Молодые на них тоже немного обиделись: кто же тогда будет любоваться их вальсом? Надо же какая лажа: а им так хотелось закружиться в вихре танца. Но ничего не поделаешь, жизнь устроена так, что ложка дегтя для бочки меда в ней всегда найдется.

Бабах — это свалился со стула обожравшийся Георгий Иванович. Подняться никто из них уже не смог. Сталкиваясь головами, словно одуревшие от прыскалки тараканы на дне кухонной мойки, они только ползали. Под столом на карачках. Падали, приподнимались, расползались в разные стороны, опять сползались… И глаза у сыскарей были не просто осоловелые, а засоловевшие до кретинства.