Комик–детектив
Кшиштоф Фелицианович Сбруевич, председатель одного из республиканских бюрократических ведомств, ненавидел свое имя и просил называть себя Николаем Валентиновичем. Это его дедушка носил такое нормальное, удобоваримое, православное имя — Валентин. Но того угораздило жениться на католичке Сальвине и уехать жить на ее родину, в вороновскую деревеньку, где все мужики были тогда сплошняком Тодиками, Франеками, — полонизаторы проклятые расстарались, даже Володи превращались у них во Влодеков.
Вообразить только, Влодек Ильич Ленин… Как издевательство звучит, не правда ли? Ведь Владимир значит владей миром, а чем может владеть Влодек, кроме осевшей набок хаты и хромой кобылы?
Да, Кшиштоф Фелицианович, он же Николай Валентинович, был и остается коммунистом, за свои убеждения готов хоть на плаху, хоть на каторгу пойти. Ну чем, если уж заговорили на эту тему, плохи коммунистические идеалы–то? Что может быть дурного в принципе социальной справедливости? А что хорошего в принципах нынешних: «Да здравствует СПИД!» или «Вернем коклюш в детские сады, а сифилис — в массы!»?
Представьте себе, Кшиштоф Фелицианович за всю жизнь не болел венерическими заболеваниями ни разу! Вот вам, кстати, дорогие коллеги его молодые, и «старый козел»! Кшиштоф Фелицианович действительно давно уже не мальчик: из ушей обильно растут совершенно изумительные серебряные волосы. Однако возраст, уж поверьте на слово, нравственности не помеха!
За свой тридцатилетний стаж семейной жизни он изменил жене только раз. Но зато с кем? С кавалером ордена Трудового Красного Знамени знатной коневодкой Жултко! Дарья Петровна работала на конюшне совхоза «Волма», а Кшиштоф Фелицианович приехал туда с проверкой. Кто–то из партийных бонз случайно, с бодуна наверно, обронил, что республике крайне важно наладить производство собственного кумыса. Холуи из сельского начальства мысль подхватили и начали лихорадочно претворять в жизнь.
Порядок на конюшне «Волмы» был относительный: клети, правда, довольно чистые, животные в кондиции, но почему–то не был вывешен план эвакуации на случай ядерной войны. Товарищи, ну что ж вы такой ляп в работе–то допустили?.. Право, уж лучше бы половина коней передохла — списать можно, и все по бумагам чисто окажется. Но если нету самой бумаги, в данном случае плана… В общем, не знал Кшиштоф Фелицианович, казнить или миловать. Долго не мог решить — до самого обеда.
Ну, как водится, руководство совхоза сообразило стол, обед плавно перешел в ужин. Каким образом Кшиштоф Фелицианович оказался под одним одеялом с кавалером ордена, не было понятно совершенно, но утром акт все же надлежащим образом был оформлен и подписан. Мда, вот так бывает. С тех пор Кшиштоф Фелицианович водочку зарекся пить. Ну ее совсем, раз делу мешает!
В коневодстве Сбруевич, конечно, не разбирался, в исполкоме тогда работал. Кшиштоф Фелицианович по образованию вообще педагогом был. Но как–то само собой всю жизнь получалось, что он всегда оказывался на самых ответственных участках — по характеру самоотдачливый потому что.
Вот и сегодня Сбруевич взял домой со службы документы, чтобы доработать их до некоего совершенства.
Кшиштофу Фелициановичу захотелось кофейку. Пока вода закипит, решил позвонить председателю Таможенного комитета Зденеку Августиновичу Цигельману, более известному как Иван Аркадиевич Килькевич. Во–первых, было три часа ночи, и Сбруевич подумал, что неплохо бы проверить Цигельмана: не спит ли; во–вторых, имелся смысл показать таможеннику, что в это время занимается делами государственной важности сам.
Однако Кристалина Брониславовна, она же Екатерина Федоровна, довольно грубо ответила, что муж–де с работы не пришел, будто он вообще ночует дома не чаще раза в месяц.
Врет, сразу сообразил Кшиштоф Фелицианович, спит таможенная морда дома. И в раздражении бросил трубку на рычаг, даже не попрощавшись.
Сбруевич убавил газ и вскрыл новую пачку желудевого эрзац–кофе ошмянской фабрики. «Интересно, почему вороны осенью на юг не улетают?» — ни с того ни с сего подумал он.
Чиновник не пил настоящий кофе вовсе не потому, что тот для него был слишком дорог — в любом случае на одну–то банку зарплаты наверняка хватило бы, — а исключительно из патриотических побуждений. Хотя на сей счет не существовало специальных инструкций, но все чиновники старались покупать только те товары, на которых была лейба «Зроблена у Рэспублiцы Беларусь». На всякий случай. Мало ли, ого как бывает! Как говорится, знать бы, где упадешь… Сбруевич везде, где только можно, соломку стелил.
Кшиштоф Фелицианович отхлебнул из чашки с гербом Синеокой. Странно, привычная бурда почему–то отдавала вишневыми косточками.
«Не ошмянский, какая–то турецкая подделка, короче, контрабанда! Сачок этот Цигельман!» — успел подумать он, прежде чем мертвым, увлекая за собой скатерть, опрокинулся навзничь. Ярко–рыжая с проседью голова Кшиштофа Филициановича, иже Николая Валентиновича, с костяным стуком треснулась о паркет.
Его неожиданная смерть стала сенсацией такого масштаба, что даже гастроли лесбийской оперы прошли в Минске без обычного аншлага. Разумеется, факт отравления чиновника столь высокого ранга не мог не насторожить компетентные органы: а что, если оно попахивает политикой?
