Пророчество - [48]

— Ах, Бруно, сегодня вы не были на мессе, — сказал мне посол с извиняющейся улыбкой, словно это он был виноват в упущении.

Курсель довольно громко фыркнул.

— Сожалею, только что вернулся, — с поклоном извинился я. — Вас в кабинете ждет Трокмортон, господин посол.

— Трокмортон? — Кастельно резко остановился и обменялся взглядами с Говардом. — С какой стати?

Я мог лишь недоуменно покачать головой:

— Наверное, срочное дело.

— В таком случае лучше пойти и выслушать. — Кастельно заторопился.

Говард, напротив, замедлил шаги и горящим взглядом уставился на меня, оглядел с головы до ног, презрительно ухмыляясь, — это мне уже знакомо. Я выдержал его взгляд, желая дать ему понять, что меня не страшит ни он сам, ни его высокое положение. Внезапно во мне проснулся неудержимый гнев при мысли, что этот самый человек преспокойно нанял бандитов и натравил их на доктора Ди, чтобы перехватить на оксфордской дороге заветную книгу. Мне представилось, как при свете одинокой свечи он жадно листает украденную рукопись, надеясь вычитать из нее способ обрести бессмертие. Впрочем, то было всего лишь неподтвержденное подозрение, такая мысль помогла мне сохранить спокойное выражение лица.

Говард отвернулся, а я присмотрелся к его спутнику. Это был молодой человек лет двадцати пяти, в бархатном камзоле с широким накрахмаленным воротом — такие носили все молодые придворные, но его лицо с тонкими, будто кисточкой нарисованными усиками казалось неуловимо знакомым.

— Мы не встречались? — спросил я молодого человека. Он обернулся и заглянул своими темными глазами в мои глаза.

Его, кажется, удивило, что я так нахально обращаюсь к нему, а Говард чуть не присвистнул при таком нарушении этикета. Но молодой человек колебался недолго и ничем не выдал своего замешательства, разве что слегка прикусил нижнюю губу и отвел глаза.

— Не думаю, чтобы имел удовольствие быть с вами знакомым, — ответил он вежливо-равнодушным тоном.

— Мой племянник, Филип Говард, граф Арундел, — представил его Говард и, резко махнув рукой в мою сторону, добавил: — А это постоянный гость посла, Джордано Бруно из Неаполя.

«Постоянный гость» в его устах прозвучало словно «шлюха».

Молодой человек кивнул, улыбнулся одними губами, и тут я понял, отчего лицо его кажется знакомым: вместе с другим придворным он протолкался вчера мимо меня и Эбигейл у Холбейн-гейт. Сыном испанской шлюхи меня обозвал его спутник; Филип, напротив, удержал его, когда наглец порывался вернуться и к словесному оскорблению прибавить физическое. И, кажется, граф тоже узнал меня. Я подумал, что наше знакомство он отрицает, поскольку ему неловко за поведение приятеля. Англичане большие любители оскорблять иноземцев на улице, в этом я не раз имел случай убедиться со времени моего приезда, но тут, на территории посольства, молодой человек, видимо, не хотел иметь ничего общего с таким обычаем. Я ответил ему поклоном и промолчал.

— Бруно, я чуть было не забыл, — обернулся ко мне отошедший уже в дальний конец коридора Кастельно. — Сегодня вечером в Уайтхолле состоится большой концерт, хор Королевской капеллы будет исполнять новую музыку мастера Бёрда. Ее величество Елизавета любезно пригласила послов всех католических государств, вероятно, желая нам продемонстрировать, что она держит при дворе столь известного католика, как ее учитель музыки, а значит, не может считаться врагом этой веры. — Он произнес это с улыбкой, а Говард только зубами заскрежетал. — Мы с Мари просим вас присоединиться. Мне давно уже следовало представить вас ко двору.

Я приоткрыл рот, чтобы поблагодарить, но Кастельно уже умчался на встречу с Трокмортоном, а я остался стоять, прислонившись спиной к стене. Официальное представление ко двору, быть может, даже самой королеве — что это значит для меня? В конце-то концов, подумал я, чем я отличаюсь от молодых людей, о которых говорил Фаулер, от тех, которые крутятся при дворе в надежде, что источник всех милостей и наград прольет на них лучи своей благосклонности. С другой стороны, попав ко двору, я сумею переговорить с Эбигейл, сообщить ей о действии жидкости, что была в том флаконе, попытаться выманить у нее еще какие-то детали, которые она могла припомнить. Разгадку тайны нужно было искать при дворе Елизаветы, в глубине дворцовых покоев. Теперь у меня появилась возможность еще на шаг приблизиться к ней.

Глава 7 Дворец Уайтхолл, Лондон, 30 сентября, лето Господне 1583

По обе стороны лестницы горели светильники, хотя еще не стемнело; солнце низко висело над западной частью города, его янтарный свет ложился на мутную реку. Мари легкими шагами сошла к реке, плечи ее были укутаны белым мехом, вечернее платье зеленого, павлиньего глаза шелка спускалось до земли. Слегка оперлась на руку супруга — скорее просто коснулась ее — и ступила с нижней ступеньки в лодку, чуть не упала, рассыпала в вечернем воздухе свой переливчатый смех, ухватилась за руку гребца и устояла на ногах. Она была возбуждена, чуть ли не опьянена этой поездкой ко двору. И неудивительно, подумал я, молодая женщина, с чьего лица еще не сошел девичий румянец, более всего мечтает блистать, быть замеченной и окруженной поклонниками, а какие поклонники в Солсбери-корте? Она готова флиртовать даже со мной и с Курселем. Курсель тут как тут — спустился к лодке и встал рядом со мной, наблюдая, как посол и его супруга устраиваются в лодке, чтобы плыть вверх по реке в Уайтхолл. Нарядился он не совсем обычно, в пышный темно-красный костюм, и, когда поднявшийся от реки ветерок, в котором уже слегка ощущалось дыхание осени, отбросил с лица секретаря светлые волосы, я в очередной раз убедился, насколько он красив. Хотя, пожалуй, красота эта чересчур женственна: что-то изнеженное в полных губах, в почти безволосом подбородке, даже в этой кривой усмешечке. Курсель искоса поглядел на меня, и его взгляд вновь вернулся к реке.