Пророчество - [46]

— Я-то думал, вы уже мчитесь в Шеффилд. — Я был уверен, что двумя днями ранее нам с Дюма задали такую гонку с письмами именно потому, что наутро курьер должен был отбыть в Шеффилд. Что его задержало? Неужто заподозрил наши махинации?

— Пришлось отложить поездку. Непредвиденные обстоятельства. Поеду второго. — Он тоже держится настороже.

Даже тут, в стенах посольства, лучше не говорить лишнего. Но я решил сыграть наудачу:

— Из-за новостей от Мендозы?

— Вы посвящены? — Вновь гримаса подозрительности на лице.

— Я был здесь вчера, когда он явился к Кастельно. — Я изобразил полное равнодушие ко всей этой истории, взял с посольского стола перышко, поиграл и вернул на место, а Трокмортона даже взглядом не удостоил. — Новости, конечно, интересные. — Вот тут я глянул на Трокмортона, тот явно успокоился и готов был поболтать.

— Еще бы! — подхватил он. — С испанскими войсками и деньгами у нас будет реальный шанс на успех. Я и не надеялся, что король Филипп так охотно нас поддержит.

Значит, догадка моя верна. У Трокмортона глаза блестят точно так же, как блестели очи Мари де Кастельно, когда она предвещала славную реставрацию католического правления в Англии. Гладкое лицо Трокмортона с ясными, широко расставленными глазами горело юношеским восторгом в предвкушении великих приключений; этот мальчик еще не отведал ни войны, ни жестокости, его энтузиазм не отравлен горьким опытом. Откуда в таком вот парнишке с хорошим, судя по речи, образованием, в отлично скроенном камзоле из темно-зеленой шерсти и дорогих кожаных ботинках подобная страсть биться за веру и звать на подмогу испанские корабли?

— Вероятно, ваша семья пострадала за веру? — осведомился я, снимая эмалевую крышечку с чернильницы и делая вид, будто она меня интересует куда больше, чем ответ Трокмортона.

— Моя семья? — удивленно нахмурился он. — С чего вы взяли?

Я обернулся к нему:

— Просто я думал, что у англичан, восстающих против власти королевы, есть на то какая-то причина, как у лорда Говарда например.

Трокмортон склонил голову набок, посмотрел на меня иронически:

— По-вашему, человек не станет биться за свои убеждения? За истину, в которую верит?

— И это возможно, — пожал я плечами. — Но месть или выгода — куда более сильный мотив, насколько мне известно из опыта.

Трокмортон подозрительно уставился на меня:

— Значит, вы никогда ни во что не верили по-настоящему, так, чтобы драться за это.

Я усмехнулся и не стал обращать внимания на лишь слегка завуалированное оскорбление. Я мог бы ответить мальчишке, что ни одно мое убеждение не казалось мне достойным того, чтобы принести ему в жертву жизни невинных людей, но ведь я должен сохранить на лице маску.

— Если б не верил, не был бы сейчас здесь. Но я воспитан в католичестве, и мне любопытно знать, что побуждает молодого англичанина выступить против своей родины.

Такая формулировка смутила молодого человека, я задел чувствительную струну.

— Вся моя семья — протестанты и преданные слуги короны, — заговорил он, обороняясь. — Мой дядя, сэр Николас, состоял на дипломатической службе Елизаветы во Франции и Шотландии. Там он свел знакомство с Марией Стюарт и, хотя не разделял ее веру, поддержал ее право наследовать после Елизаветы, публично выступал против ареста шотландской королевы и ее заключения.

Я кивнул, изображая интерес к его повести.

— После Оксфорда я продолжал учебу во Франции, — перешел к рассказу о самом себе Трокмортон, — и там сдружился со многими английскими изгнанниками, стоявшими за королеву Марию. Они представили меня мадам де Кастельно.

Если бы я не вслушивался столь внимательно, то мог упустить почти незаметную модуляцию голоса, едва уловимую нежность, с какой он произнес это имя. Быть может, этим юношей двигали не корысть или месть, но более интимные побуждения. Я спрятал улыбку и сохранил серьезное выражение лица. Не он первый, что среди мужчин, что среди женщин, кто сменил веру из-за похоти. Мари Кастельно вполне могла пустить в ход свои чары, чтобы вовлечь молодого человека в заговор.

— Значит, во Франции вы обратились в католичество?

Семинарии Парижа и Реймса были тернием в боку Уолсингема: там готовились миссионеры и зрели заговоры, подогреваемые юношеским пылом английских изгнанников и студентов, мечтавших отведать бунта. Трокмортон, как и Фаулер, был отпрыском дворянского семейства, его, как и Фаулера, отправили во Францию учиться. И что же? Молодые люди отказались от благополучной, однако неинтересной карьеры, и один сделался шпионом, другой — изменником. Все ради приключений, из юношеского стремления проверить себя. И мне было примерно столько лет, сколько нынче Трокмортону, когда я бросил вызов инквизиции, бежал из неаполитанского монастыря. Мне ли забыть, как горячит кровь близкая опасность.

— Господь по своей благодати указал мне путь в истинную Церковь. — Это прозвучало заученно, словно перевод с иностранного языка. — Я вернулся в Англию с решимостью послужить, чем смогу, делу королевы Марии. Мадам де Кастельно представила меня своему супругу. — И вновь, как только он упомянул эту женщину, голос его дрогнул, ресницы затрепетали и легкий румянец разлился по щекам.