Пророчество - [50]

— Что-то случилось, Бруно? — спросила она, осторожно дотрагиваясь до моей руки. — Вы огорчены? Я что-то не так сказала?

— Нет, нет, благодарю вас! — Я поспешно отдернул руку: Кастельно как раз поднял глаза и увидел чересчур интимный жест супруги. — Просто путешествия по воде не для меня. Стоило шагнуть в лодку, и желудок пошел кувыркаться.

— Как это неудобно для вас, вы же столько путешествуете по реке! — сухо заметил Курсель.

Я дернулся в сторону новой опасности:

— На что вы намекаете?

— Ни на что. — Он качнул головой, как бы сожалея, что вообще заговорил. — Но ведь мы вас в последнее время почти не видим, и мне показалось, что вы разъезжаете на лодке. Как-то ваш тощий кошелек выдерживает подобные траты?

— Я представился книжникам Лондона и передал им рекомендательные письма. У меня нужда в их библиотеках для продолжения своей работы, — постарался я как можно небрежнее пожать плечами. — Река — самый быстрый путь, и я предпочитаю путешествовать за свой счет, а не одолжаться лошадью у нашего хозяина. Вот и приходится бороться с морской болезнью. Это вас удивляет?

Курсель все так же неуловимо быстро качает головой и смолкает — понятное дело, я не добьюсь ответа. Он и так выдал себя, поддавшись мгновенному желанию уколоть. Откуда он знает, сколько и каким путем я разъезжаю, и какое ему до этого дело? Не он ли тот человек, что следовал за моей лодкой? Может быть, его послал по моим пятам в Мортлейк кто-то другой из посольских, кто сомневается в моей лояльности? Нет, тем человеком он быть не мог: присутствовал на мессе со всеми домочадцами, когда я накануне вернулся от доктора Ди, а мой преследователь высадился в Патни. И все же Курсель явно интересуется моими поездками. Я глянул на него искоса, и меня пробрала дрожь: с какой стати я позволил себе успокоиться, увериться, будто я могу уходить и приходить незамеченным?

Кастельно разрядил напряжение, указав на красивые дома, чьи окруженные высокими стенами сады спускаются к самой воде. По мере того как мы проплывали мимо, он знакомил нас с обитателями этих вилл: вон там — Сомерсет-хаус, где королева Елизавета жила в бытность свою принцессой, пока не унаследовала трон, а теперь там размещают иностранных дипломатов; вон высокая въездная башня госпиталя Савой, построенного дедом королевы для попечения о бедных, а далее пристань и лестница к величественному зданию Йорк-плейс — эту усадьбу выстроил могущественный кардинал Уолси, но отец королевы отобрал ее и преподнес в дар своей… Тут Кастельно по должности дипломата проглотил слово «любовнице» и выразился аккуратнее: своей второй супруге Анне Болейн, матери царствующей королевы.

Курселю подобные рассказы явно приелись, но Мари и я, недавние гости столицы, еще не усвоившие записанную в камне историю, наслаждались подробностями, кои хранил в своей неистощимой памяти посол. Поросшие влажным мхом каменные стены и громоздящиеся друг на друге каминные трубы обретали краски жизни, когда Кастельно передавал драмы, разыгрывавшиеся внутри, в этих залах и галереях. Мари, кажется, особенно занимала судьба Анны Болейн.

— Подумать только, — вымолвила она, ни к кому в особенности не обращаясь и жестом указывая на стены Йорк-плейс, в то время как гребцы дружно налегали на весла, чтобы пройти изгиб реки, и величественное здание постепенно отступало, скрываясь из глаз. — Подумать только, много лет король любил ее и сражался за то, чтобы сделать ее своей королевой, и она ждала его, выглядывая из этих окон. Все были против их брака, но любовь сметала любые препятствия. Он готов был пожертвовать своим королевством ради женщины. Это так романтично! Вы согласны со мной? — Обернувшись, она адресовала этот вопрос мне — сама невинность, глаза широко распахнуты, мягко округлены губы.

Я заметил, что ее ужимки действуют на нервы Курселю; Мари забавляла такая игра: она сталкивала нас лбами, пробуждала соперничество и ревность. Вероятно, так же она обходилась и с Трокмортоном, когда он был под рукой, да и со многими другими мужчинами. Эта женщина даже не понимала, что я отказался играть по ее правилам.

— А как только он заполучил ее, стал изобретать предлог, чтобы отрубить ей голову, — с улыбкой добавил я. — Утоленное желание быстро приводит к пресыщению.

— Цинические у вас понятия о любви, Бруно, — пожурила меня мадам де Кастельно.

— Они основаны на опыте, как и все мои гипотезы.

— Вот и дворец! — резко прервал нас Курсель, и мы все обернулись, наблюдая, как низкие красно-кирпичные стены пристройки, доходившие до самого берега, сменяются более высокими оградами из светлого камня, а впереди выступало в воду какое-то сооружение — причал? — густо увешанное светильниками.

Кастельно поднял руку, призывая к молчанию, и медленно обвел нас взглядом, давая понять, насколько серьезно то, о чем он собирается нас предупредить.

— Сегодня вечером мы не вступаем в разговор с Генри Говардом и его спутником; ничего, кроме обычного приветствия, — предостерег он. — Недопустимо, чтобы ее величество или кто-то при дворе заподозрил особые отношения между нами. Договорились? — Вопрос был обращен ко всем, но смотрел он в глаза супруге.