Пророчество Корана - [49]
Confiteor Deo omnipotenti [88]
Темная тень башни кафедрального собора падала на окно комнаты архиепископа Санчеса, который постарался придать своему лицу не гневное, а доброжелательное выражение.
Послышался робкий стук в дверь, вошел этот презренный брат Ламберто, раздувшийся от водянки, поднаторевший в лукавстве и всяких кознях, но сейчас, на середине комнаты, имевший смиренный вид. Он заметно потел, нервно сплетая руки над красно-синим крестом, знаком принадлежности к братству. Глаза его под пухлыми веками выражали беспокойство.
Шаркая сандалиями по полу, отделанному под мрамор, он подошел к прелату, который предупредительно протянул ему перстень, свободно развалившись под строгим балдахином лицом к окну, одетый в тунику из фиолетовой ткани. Нагрудный крест с сапфирами и топазами посверкивал на его впалой груди, оттеняя проницательный взгляд.
— Pax tecum, fater [89], — приветствовал сухо архиепископ.
— Et cum spiritu tuo, episcope reverendisime [90], — пробормотал клирик.
В комнате стоял душный и недвижный воздух, слабый вечерний свет желтил переносной камин с красными углями, шкаф, заполненный кипами бумаг, старые военные доспехи из Падуи и темный алтарь, где трепетала пара свечей под черным распятием, выступавшим из дерева, будто аспид. Бархатные ткани покрывали стены, лишенные украшений.
— Adsumus [91], — нарушил тишину монах, перекрестился и провел тыльной стороной ладони по поджатым губам.
Архиепископ со своим обычным печальным выражением лица указал на табурет перед собой.
Чтобы успокоить монаха и развязать ему язык, он отечески попросил рассказать о том, как идут дела с вызволением пленных из страны иноверцев, о чем тот стал подробно отчитываться с некоторым бахвальством, дойдя до перипетий, которые ему приходится претерпевать на границе с Гранадой. Тут архиепископ прервал свои вопросы и вытащил из-за пояса письмо султанши, с которого свисали красные шнуры и пурпурная печать. Он согнул пергамент, чтобы оставить нужную часть текста, и со строгим выражением лица поднес его под непомерно расширившиеся глаза монаха, поднаторевшего в чтении арабских документов. Быстро и судорожно пробежав текст, тот понял со всей очевидностью, что за обвинения ему грозят. Это повергло его в настоящий ужас. В замешательстве он проглотил слюну, холодный пот ручьями потек под сутаной. Он пытался с ходу найти хоть какое-нибудь оправдание, но это ему не удавалось. Мысли метались между страхом и тяжким сомнением. Покраснев от внезапного позора, обрушившегося на него, он едва издал какой-то слабый звук, осознавая позор и крайнюю серьезность положения. Монах начисто растерялся, его душа была буквально растерзана этим невесть откуда свалившимся пергаментом, он понимал, что превращается в скандальное средоточие гнева церковной и монаршей власти, и суровое наказание, возможно самое страшное, неминуемо.
— Похоже, вы поддались искушению дьявола, брат мой, — архиепископ перешел на гневный тон, — и вам остается только предстать перед королевским судом, который отправит вас на костер за государственную измену. Положение отчаянное, падре.
Монах, понимая, что за предъявленным документом наверняка стоят конкретные люди и свидетели, отпираться не стал. Самоубийственное молчание, равно как и отрицание ни к чему бы не привели. Он был разоблачен, его жизнь зависела теперь от вспыльчивого нрава архиепископа Хуана Санчеса. Убедительность доводов потрясла его, все его устои обрушились, он полностью был в руках иерарха.
— Сдается мне, брат Ламберто, что вас ловко использовали люди, склонные к мести и предательству.
— Я, светлейший, не могу собраться с мыслями и…
Произнося свои аргументы, архиепископ следил за жестами монаха, за выражением ужаса на его лице, чтобы со все большей въедливостью вести дальнейший допрос.
— Вне всякого сомнения, вы недостойны носить сутану ордена Милосердия, и я не вижу никакого способа спасти вас от позорного суда, от обязательного пристрастного дознания и непременной постыдной казни. Вы понимаете всю серьезность положения?
Монах был совершенно парализован, его охватило безысходное чувство одиночества. При мысли о неминуемом бесчестии, о разрушительных последствиях всего им сотворенного он закрыл лицо руками, глаза его покраснели. Да станут ли мать Гиомар или королева защищать его, думал он в тоске. Они же начнут все отрицать. Доказательств их причастности нет. Только его слова и это странное обвинительное письмо. Он, блюститель закона Божьего, проводник добродетели и нравственности, неустанный миссионер Господень в землях страдальцев, духовник королевы Марии, вмиг превратился в позор своего ордена и вот-вот предстанет перед судом за измену и отступничество.
— А в чем меня будут обвинять, светлейший? — попробовал перейти он на наивный тон.
С бесстрастным и не сулящим ничего хорошего выражением иерарх отрезал:
— В крайне тяжкой измене святой матери Церкви и оскорблении его величества. Вы поступили как безрассудный невежда и покрыли себя бесчестием. Вас ждет костер.
Эти тяжелые, похожие на эпитафию слова падали, руша последние бастионы в сознании монаха.
Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.
Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.
Герой этой книги — Вильям Шекспир, увиденный глазами его жены, женщины простой, строптивой, но так и не укрощенной, щедро наделенной природным умом, здравым смыслом и чувством юмора. Перед нами как бы ее дневник, в котором прославленный поэт и драматург теряет величие, но обретает новые, совершенно неожиданные черты. Елизаветинская Англия, любимая эпоха Роберта Ная, известного поэта и автора исторических романов, предстает в этом оригинальном произведении с удивительной яркостью и живостью.
В книге впервые публикуется центральное произведение художника и поэта Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) – незаконченный роман «Щенки», дающий поразительную по своей силе и убедительности панораму эпохи Гражданской войны и совмещающий в себе черты литературной фантасмагории, мистики, авангардного эксперимента и реалистической экспрессии. Рассказы 1940–50-х гг. и повесть «Memento» позволяют взглянуть на творчество Зальцмана под другим углом и понять, почему открытие этого автора «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» (В.
«…Я желал бы поведать вам здесь о Жукове то, что известно мне о нем, а более всего он известен своею любовью…У нас как-то принято более рассуждать об идеологии декабристов, но любовь остается в стороне, словно довесок к буханке хлеба насущного. Может быть, именно по этой причине мы, идеологически очень крепко подкованные, небрежно отмахиваемся от большой любви – чистой, непорочной, лучезарной и возвышающей человека даже среди его немыслимых страданий…».
Книга посвящена одному из самых деятельных декабристов — Кондратию Рылееву. Недолгая жизнь этого пламенного патриота, революционера, поэта-гражданина вырисовывается на фоне России 20-х годов позапрошлого века. Рядом с Рылеевым в книге возникают образы Пестеля, Каховского, братьев Бестужевых и других деятелей первого в России тайного революционного общества.
Исторический роман знаменитого канадца Марка Фруткина переносит читателей в далекий XVIIвек. Жители итальянской Кремоны боготворят священника Фабрицио Камбьяти и искренне считают его чудотворцем. С чудом, однако, сталкивается сам Фабрицио: при помощи новейшего изобретения — телескопа — он неожиданно видит не только комету в ночном небе, но и события будущего на земле. А в будущем, спустя почти сто лет, в город прибудет иезуит Микеле Аркенти, чтобы, покопавшись в жизни усопшего Фабрицио, решить, достоин ли тот называться святым.
Лоренцо де Медичи (младший), сын герцога Лоренцо де Медичи и принцессы Ирины Каррега, наследник знаменитого древнего рода, в котором были и влиятельные средневековые банкиры, и правители Флоренции эпохи Возрождения, и римские Папы, и члены царствующих фамилий Франции и Британии, живет теперь в испанской Барселоне и работает над историей многовековой борьбы клана своих блистательных предков за власть и влияние в Европе. Роман «Заговор королевы» — первая книга из задуманной им многотомной эпопеи, основанной на исследованиях колоссального фамильного архива Медичи и трудах множества современных историков, увлеченных грандиозной эпопеей великого семейства.
Детективы англичанки Сары Дюнан, среди которых вышедшие в «Иностранке» романы «Ножом по сердцу», «Родимые пятна», «На грани», хорошо известны в России. Так же как и ее захватывающий исторический триллер «Рождение Венеры». Новая книга Дюнан вновь переносит нас в далекую эпоху: время и место действия-Италия XVIвека, захват Рима чужеземными войсками, бегство Папы, зверства завоевателей. Прекрасной куртизанке Фьямметте и преданному ей карлику Бучино остается только бежать в родную Венецию, захватив с собою все, что можно унести… В попытках начать жизнь заново Фьямметта вынуждена разгадать множество загадок.
Изучая кровавую эпоху Тюдоров, англичанка Элисон Уир до недавнего времени публиковала имевшие огромный читательский успех жизнеописания королей и претендентов на британский престол. Неожиданно сменив жанр, Уир написала блестящий исторический роман о загадочной леди Джейн Грей, надевшей британскую корону почти случайно. Шестнадцатилетней Джейн совершенно безразлично ее близкое родство с королевской семьей. Она не сомневается в правах на престол Марии Тюдор и мечтает лишь об уединенной жизни в окружении любимых книг.