Пропавшая пастораль - [44]

— Тарас Владимирович не обидится?

— Он всё равно не пьет, а бутылка распечатана: такой волшебный аромат улетучится!

— Я тоже не пью, — Юля на минутку задумалась, — а если ваш муж не употребляет спиртное, откуда у него коньяк, да еще такой дорогой?

— Тарас сказал, что к нему Антон приходил «поплакаться» из-за неприятностей с подменой пасторали. Вот и принес коньяк.

— Тельманов?

— Ну, конечно, мы у него единственные друзья остались! А ему, действительно, сейчас нелегко. Муж сказал, что он вспоминал Галицких, чуть не плача, интересовался, как там Камилла?

— И он пришёл к Тарасу Владимировичу, чтобы отвлечься от проблем?

— Да. А нам надо взбодриться после работы, — Серегина подмигнула и медленными глотками осушила свою ёмкость, — угощайтесь, — и она подала керамическое блюдо с фруктами.

Журналистка кивнула и вслед за хозяйкой выпила благородный напиток. Она почувствовала, как горячий поток из гортани поспешил вниз по желудку, и в теле образовалось непонятное тепло и удивительная легкость.

— Иногда полезно, чтобы снять стресс, — Серегина поставила свою стопку на поднос и задумалась.

Юля махнула головой и молча ждала продолжения рассказа.

— Раньше Лилю интересовали только, как я уже говорила, искусство и семья. Если мы не обсуждали картину, спектакль или фильм, то я слушала её восхищенные отзывы о «Лёнечке», так она называла своего мужа.

— А потом вдруг перестала? — спросила сыщица.

— И не просто перестала, — Людмила взялась обеими руками за виски, — она пресекала разговоры о нем, если я спрашивала. Сначала я подумала, что это из-за Катерины.

— Какой Катерины? — от любопытства Юля даже подскочила.

— Яровой, какой же ещё, — устало проговорила реставратор.

— Екатерина Дмитриевна мне сказала, что устроила в галерею Леонида Галицкого по просьбе его жены и её подруги, — начала журналистка, но Серегина её перебила:

— Ну и фантазерка, наша Катерина! — Серегина покачала головой. — С Лилей подругами они никогда не были. Устроил Лёню в галерею Антоша Тельманов, который в ту пору был начальником отдела по искусству и культуре в городской администрации.

— Значит, Яровая плохо относилась к мужу Лилии Борисовны?

— Как раз хорошо, даже слишком хорошо! — с явной иронией ответила собеседница, отщипнув одну виноградинку от кисти.

— Хотите сказать, что они были любовниками?

— Свечку не держала, но всегда поражалась, как Леонид мог на такое пойти. Лилю он обожал, а на Катьку даже не смотрел, если мы где-то вместе пересекались: по работе, на совещании…

— И, тем не менее, поговаривали про их роман?

— Да, слухи ходили.

— И Лилия Борисовна могла это узнать и обидеться на мужа, да?

— Нет, — категорично ответила Людмила Аркадьевна, — Лиля была уверена в своем Лёнечке. Здесь что-то другое, только не ревность. Накануне, она мне сказала такую странную фразу: «Зачем я согласилась на его уговоры! Там что-то нечисто! Эти деньги не принесут нам счастья!». Так что, ни о какой ревности разговор не шел! А вот на что её муж уговорил, мы уже никогда не узнаем!

— Но её это очень волновало, да?

— Да, волновало.

— А если предположить, что Галицкий и Яровая решили заменить картину «Юная пастушка» на копию? И Леонид попросил жену изготовить эту копию. Могло такое случиться? — Юля с интересом смотрела на собеседницу.

Вопрос будто застыл в воздухе.

Хозяйка мастерской прошлась пару раз мимо дивана, потом остановилась рядом с журналисткой и тихо проговорила:

— Только в одном случае, если он убедил её, что копия пойдет на продажу какому-нибудь «новому русскому», а не на подмену в картинную галерею.

— Вот видите! — почти радостно произнесла Юля, но Людмила резко остановила её жестом.

— Вы сказали в начале нашего разговора, что нашли в бывшей квартире Галицких набросок «Пастушки», правильно?

— Да, — растерянно промолвила Юля.

— А какой у холста размер?

— Я не знаю, — пожала журналистка плечами.

— Вы обязательно измерьте и сравните с подлинником, — Серегина протянула руку и, взяв брошюрку с комода, протянула её гостье, — здесь фото и описания картин нашей галереи с их размерами.

— Спасибо!

— Опытный художник при изготовлении копии известного полотна, — продолжила реставратор, — никогда не повторяет в точности размер оригинала. По закону не допускается имитация кракелюра, искусственного старения, копирование подписи автора. Понимаете? Чтобы мошенники не могли подменить копию на подлинник!

— Вот почему тот холст с карандашным рисунком забросили! — Симонова легонько хлопнула себя по лбу, — А я, балда, все думала, почему его не закончили! Такой точный эскиз!

— Значит, сначала Лилечка начала писать пастораль, используя холст чуть меньше или чуть больше подлинной картины. Не важно, — начала рассуждать Серегина, — но потом её убедили сделать точную по размеру копию «Юной пастушки», — она уселась на диван и покачала головой, — она написала эту копию, а потом, возможно, засомневалась в порядочности заказчика, и её убили…

— Значит, она кому-то сказала о своих сомнениях? — предположила сыщица. — Например, своему мужу.

— Нет-нет, — художница замахала руками, — Лёня не мог Лиле причинить зла, в этом я уверена!

— Но, может быть, он кому-то невзначай проговорился, — Юля посмотрела в темный угол мастерской. Там, среди мольбертов, рамок и холстов было сумрачно. Казалось, кто-то наблюдает за ней. Она поежилась и продолжила свою версию, — тем более, говорят, что он выпивал.