Пропавшая кузина - [52]

С утра предвидение начало зарабатывать себе реабилитацию. Проснулся я с отчетливым пониманием того, что сегодня буду иметь сомнительное удовольствие лицезреть господина полицмейстера фон Прюлля и названное официальное лицо попытается меня допросить. Что ж, вот и попользуюсь нашими с Альбертом заготовками…

На допрос, однако, первым повели Альберта. Вернулся он донельзя довольным, но обсудить с ним подробности не вышло — меня повели к фон Прюллю сразу же, как вернули графа в камеру.

— Итак, господин граф, — с ходу начал фон Прюлль, — вы должны понимать, что вам может быть предъявлено обвинение в заговоре против короны.

— Вам я ничего не должен, — я включил режим аристократического высокомерия. — И я совершенно точно понимаю, что такое обвинение должно быть основано на достаточно убедительных основаниях, которых у вас, господин полицмейстер, не имеется.

— Оснований достаточно, — не унимался фон Прюлль. — Помощь, которую вы оказывали попыткам баронессы фон Майхоффен скрыться от следствия, вооруженное сопротивление полицейским…

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — я изобразил самую издевательскую улыбку, какую смог, — но помощь баронессе фон Майхоффен я оказывал в освобождении ее из рук похитителей, которых возглавлял самозванец, выдававший себя за имперского офицера, а вооруженное сопротивление оказывал людям, одетым в цивильное платье и не имевшим никаких знаков принадлежности к полиции или иным государственным учреждениям, когда указанные лица пытались воспрепятствовать моему законному праву на свободу передвижения.

— Это мои люди, — на слово «мои» фон Прюлль нажал голосом, — и они под присягой подтвердят, что были надлежащим образом обмундированы.

— Несомненно, — согласился я все с той же улыбочкой, — а я потребую, чтобы их присяга сопровождалась соответствующим заклятием.

— Ваше упорство достойно сожаления, — покачал фон Прюлль головой, — и у вас будет возможность убедиться в его неуместности.

— Пока что, господин полицмейстер, я вижу лишь прискорбную неуместность в игнорировании с вашей стороны факта наличия между Царством Русским и Королевством Баварией консульской конвенции. Поэтому впредь отвечать на ваши вопросы буду лишь в присутствии русского консула, — ага, буду отвечать, да-да. Примерно как сейчас, хм, отвечаю.

Хорошо иметь в друзьях и соучастниках юриста, пусть и недоучившегося пока что. На такой аргумент у фон Прюлля возражений не нашлось, и он велел меня увести. Переживать я не стал, общение с этим деятелем не было в списке моих потребностей последним по той лишь причине, что вообще в этот список не входило.

— Тебя тоже фон Прюлль пугал заговором? — спросил Альберт, едва я к нему присоединился.

— Пугал, — подтвердил я. — А еще угрожал, что его подчиненные пойдут на ложь и скажут, что были в мундирах.

— Надеюсь, ты напомнил ему о присяге под заклятием?

— Конечно.

Разговор предназначался для тех, кто по долгу службы сейчас нас подслушивал. Не все же они дураки, кто-то же должен сообразить, куда приведет его слепое следование таким приказам такого начальства. Почему я вообще был уверен в том, что нас слушают? Да потому, что каким бы идиотом фон Прюлль ни был, сажать двух подследственных по одному делу вместе он бы не стал из опасения, что они сговорятся, какие давать показания. И раз нас посадили вместе, то ему как раз и интересно, о чем мы сговоримся. А поскольку сам фон Прюлль подслушивать не будет, у него есть на кого эту малоприятную обязанность переложить, то пусть блюстители порядка прикинут, что к чему. Глядишь, и призадумаются в выгодном для нас направлении, а то и выводы сделают соответствующие…

Ничего почитать у нас не имелось, поэтому заняться, когда наша с Альбертом беседа сама собой иссякла, мне было нечем. Однако же, умственную активность, даже проявляемую в лежачем или сидячем положении тела, называть занятием вполне допустимо, так что вот эту самую активность я и проявлял.

Я уже говорил, что больше всего меня занимали поиски ответов на два вопроса: как бы отсюда выбраться и что же произошло с предвидением, так вот, добавлю, что вопрос о предвидении волновал меня куда сильнее. В конце концов покинуть наше узилище мы могли и не прилагая к тому своих усилий — доктор Грубер почти наверняка добрался до Ландсхута и с помощью полицмейстера фон Штеккена уже пытается подтолкнуть бюрократическую машину в нужном нам направлении, а кто-то из наших тюремщиков мог начать зарабатывать себе прощение и откреститься от своего начальства не только словом, но и делом. Не стоит забывать и про близость семьи Майхоффенов к прусскому королю, который вполне может обратиться к своему баварскому коллеге и призвать его навести порядок у себя под боком. А вот с предвидением разбираться придется мне самому. Я, знаете ли, к нему уже привык, и такие сбои в его работе меня совершенно не радовали.

Нет, был в моей жизни период, когда предвидение действовало очень уж избирательно, что чуть не стоило мне жизни. Но там речь шла о моих же родственницах, умеющих к тому же скрывать свою одаренность, а здесь-то никакой моей родни и близко не наблюдалось! Сокрытие одаренности… А кто ее скрывать будет? Альберт? Не смешите, он и фигу-то в кармане толком не спрячет. Катя? Хм-хм-хм… По уму если, ее одаренность, с четвертым-то разрядом, должна быть очень хорошо заметной — сам с таким же, по себе и сужу. А что видел я в ее исполнении? Извлечение пули и иных инородных тел из раны доктора Грубера? Ну да, безупречно исполненный мануал — но и только. С воспалением справиться она уже не смогла. Или не захотела? Подумав и так, и этак, я решил, что все же не смогла. Подозревать в умении скрывать одаренность того же Грубера или Герхарда было бы просто нелепо — уж я бы их одаренность заметил, имейся у них таковая. Нет, эти двое тут вообще ни при чем.