Пропавшая глава - [3]

— Мистер Вульф, вы ведь наверняка собаку съели в убийствах и отлично знаете, что убийцы давно навострились инсценировать самоубийства, когда им это выгодно.

— Разумеется, — согласился Вульф, отпивая пива и вытирая губы носовым платком. — Скажите, зачем кому-то понадобилось убивать мистера Чайлдресса?

Плечи Винсона поникли, он со вздохом откинулся на спинку кресла.

— Хорошо, я скажу. Прежде всего Чарльз был, откровенно говоря, не самой приятной в общении личностью. Некоторые находили его безмерно хвастливым и наглым. Это ещё мягко говоря.

— А вы согласны с такой оценкой?

— Послушайте, мистер Вульф, Чарльз Чайлдресс был талантлив — не гениален, нет, но несомненно талантлив. И талант его обещал вот-вот расцвести буйным цветом — извините за гиперболу. Он ценил себя необычайно высоко. Прекрасно знал свои сильные стороны. И ничуть не стеснялся выставлять их напоказ.

— Фанфаронство и бахвальство не относятся к чертам, способствующим приобретению друзей, но крайне редко являются первопричиной, толкающей данного индивидуума на убийство, — изрек Вульф.

У меня просто челюсть отвисла. Тем не менее я — свидетель. Ей-Богу, он так выразился! Слово в слово.

— Фанфаронство, как вы изволили заметить, было лишь одним из его недостатков, — ответил Винсон, не моргнув и глазом. — Он был на редкость сварлив, обидчив и мстителен. Скажите, имя Уилбур Хоббс вам о чем-нибудь говорит?

— Он иногда пытается рецензировать книги для «Газетт», — промолвил Вульф.

На худощавом лице Винсона мелькнула улыбка.

— Хорошо сказано. Как вам, должно быть, известно, Чарльз был продолжателем длинной и чрезвычайно популярной серии детективных романов про сержанта Барнстейбла, созданной ещё в сороковых годах Дариусом Сойером.

— Это я тоже вычитал из газетных отчетов, посвященных его гибели, сухо заметил Вульф. — Занятость не позволяет мне читать детективы, не говоря уж о продолжениях старых серий.

Винсон пожал плечами и обвел глазами книжные полки Вульфа.

— Тем не менее некоторые детективы являются вполне приличной и добросовестной литературой, в отличие от кое-какой современной халтуры, которой буквально завалены все издательства. Чарльз прекрасно воспроизводил не только стиль, но и сам дух сойеровских романов. Конечно, мое мнение субъективно, тем более что именно я после смерти Сойера предложил Чарльзу стать его литературным преемником. Я читал его произведения, написанные для другого издательства, и сразу понял, что он именно тот человек, который мне нужен. Однако Уилбур Хоббс в пух и прах разнес все три его романа про сержанта Барнстейбла, особенно всласть поизмывавшись над последним, который мы опубликовали примерно полтора месяца назад.

Вульф осушил стакан и снова наполнил его из второй бутылочки.

— Да, я читал эту рецензию. А как другие критики оценивали книги мистера Чайлдресса?

— По-разному, — ответил Винсон. — В основном, их мнения колебались от легкого одобрения до легкого же порицания; отзывов, подобных хоббсовскому, не было ни разу. Видели бы вы этого Хоббса! Это маленький желчный и злобный человечишка. Чего он только ни понаписал про последнюю книгу Чайлдресса! Я имею в виду «Смерть на пойменном лугу». Назвал её, например, «жалким подражательством» и ещё добавил, что «любой уважающий себя ценитель детективной литературы должен бежать от этой книги, как от радиоактивного изотопа кобальта».

Вульф промолчал. Винсон глубоко вздохнул и продолжил:

— Чарльз никогда не относился к людям, которые благодушно воспринимают критику, но рецензия Хоббса, занявшая, кстати говоря, целую полосу «Газетт», подействовала на него, как красная тряпка на быка. Он просто рвал и метал. И почти тут же разразился ответной статьей в «Манхэттен Литерари Таймс», в которой клеймил и поносил Хоббса на все корки. Я попытался было его отговорить — ломать копья с критиками дело заведомо безнадежное, — но Чайлдресс настоял на своем. Вы знакомы с «МЛТ»?

— Нет, — покачал головой Вульф.

— Это такой окололитературный еженедельный бюллетень, который специализируется на слухах и скандалах. Ясное дело, они были только счастливы поместить статью Чарльза, в которой он обзывал Хоббса ущербным завистником, холуем, выскочкой и самодовольным ничтожеством. Жалким сатрапом, который с той же безуспешностью тщится стать судией общественного вкуса, с которой Джон Траволта[1] напялил бы на себя белый галстук и фрак Фреда Астера[2]. Ничего залепил, да? Но это ещё цветочки. Чарльз весьма недвусмысленно обвинил Хоббса в том, что тот принимает взятки от писателей и издателей за благосклонные отзывы.

— А основания для такого обвинения были?

Винсон стиснул зубы, затем неохотно кивнул.

— Вполне возможно. Такие слухи в литературных кругах ходят уже давно, но в открытую ничего не заявлялось. Всем известно, что у Хоббса есть свои любимчики — как писатели, так и издатели. Исходя из этого, можно даже предсказать, как он воспримет ту или иную книгу — елеем окропит или ядом польет. С «Монарх-Пресс» у Хоббса отношения не сложились, мы с ним на ножах, несмотря на две Пулитцеровские и пять Национальных премий за последние шесть лет. Почему он нас не взлюбил? — произнес Винсон, предвосхищая вопрос Вульфа. — Да потому что никто в нашем издательстве — от младшего редактора и до меня — не унижается перед этим гаденышем. И отношения к нему у нас не скрывают. Как-то раз я даже послал издателю «Газетт» жалобу на очевидную предвзятость Хоббса. Но больше всех он нападал на Чарльза. После выхода статьи в «МЛТ», около месяца назад, Хоббс в припадке дикой ярости позвонил мне. Вопил что-то насчет судебного иска, но с тех пор я больше про него не слышал.