Пропавшая экспедиция - [36]

— Иногда, все-таки, прощает Бог дураков! — проворчал Николай Иванович.

Время шло, мы приближались к Тангару, вот уже вошли в створ двух маяков, вот уже повернули на третий, пора запрашивать разрешение на посадку. Мы связались с диспетчером круга Тангара, я назвал тип нашего воздушного судна, бортовой номер, и запросил посадку. Последовало некоторое замешательство со стороны диспетчера, и наконец, обозвав нас: «Антонов — два, два», он объявил, что аэропорт, в принципе, может принять наш самолет, но в том случае, если наш посадочный вес не превышает ста пятидесяти тонн, но не может обеспечить необходимый коэффициент сцепления колес с бетоном, так что возможно выкатывание за пределы полосы.

Мы обалдели. Какие сто пятьдесят тонн? Плевать нам на коэффициент сцепления! Даже скользя по чистому льду мы никак не выкатимся за пределы полосы длиной два с половиной километра! Я еще раз повторил, что наш самолет называется «Антонов — два», и его посадка ничем не угрожает покрытию полосы, но диспетчер упрямо твердил свое — «Антонов — два, два», двойкой больше, двойкой меньше, видимо для него не имело значения. Он рекомендовал нам, если позволяет остаток топлива, идти в международный аэропорт, полоса которого рассчитана на прием тяжелых транспортных самолетов.

Вот это да! На кой черт перлись мы через горы, рискуя гробануться на этом проклятом перевале, чтоб опять делать крюк и идти в международный аэропорт? И это все из-за возникшего недоразумения с диспетчером? Да, и горючего нам не хватит. Жан Поль нервничал, мы находились уже на посадочной прямой, а посадку нам все не разрешали, хотя и не запрещали. Они принимали наш легкий Ан-2 за тяжелый транспортный самолет Ан-22.

— Нас явно с «Антеем» путают, — сказал Николай Иванович, — переубеждать бесполезно, похоже, что у них весьма скудные познания о самолетах Антонова — темнота! Заграница! Скажи им, что идем на одном моторе, иначе хрен они нам посадку разрешат!

Никакого обмана здесь не было, у Ан-2 действительно всего один мотор. Придав своему голосу, насколько мог, выражение, которое должно было непременно вызвать сочувствие, я произнес:

— Остаток горючего двести килограмм, иду на одном моторе! Срочно разрешите посадку!

Войдя в наше «бедственное» положение посадку, наконец, разрешили, но едва шасси коснулись полосы, как диспетчер диким голосом завопил:

— Биплан! Откуда Вы взялись! Срочно освободите полосу, за Вами аварийно садится «Антонов»!

Напрасно я пытался успокоить диспетчера, убедить его в том, что наш, свалившийся на их головы биплан, и есть тот самый «Антонов», диспетчер продолжал лихорадочно орать в эфир, вызывая на связь «Антонов — два, два», таинственным образом исчезнувший с экрана его локатора.

Когда недоразумение, наконец, разрешилось, посмотреть на нашего «Антошку» сбежался весь аэропорт. Русские самолеты еще ни разу до сей поры не садились в этом, затерянном в горах, порту, и все познания о самолетах Антонова у местных специалистов ограничивались только тем, что они читали или когда-либо слышали о Ан-22, «Антее» и Ан-124, «Руслане». Осознание того, что к ним заходит на посадку один из самых больших самолетов в мире, привело всех диспетчеров в шок, они даже не смогли толком решить, что им делать, разрешать посадку или нет. С одной стороны, очень уж хотелось посмотреть на уникальный русский самолет, а с другой — они опасались, что двухсоттонная махина может повредить покрытие полосы, даже про коэффициент сцепления соврали — он был в норме (значение коэффициента они так и не назвали). И любопытство их было удовлетворено — они, действительно, увидели уникальный русский самолет, Ан-2.

От Тангара до Дегира полет проходил спокойно, остались позади горы, доставившие нам немало неприятных минут, и под крыльями самолета расстилалась необъятная равнина, порытая лесами и степями. Отдав управление Жан Полю, я задремал под равномерный гул мотора.

И тут я снова увидел ее, она была одета в красное платье с отложным воротником, она смотрела на меня долгим, туманным взором, в печальных глазах ее застыла то ли слезинка, то ли капелька дождя. И я понял, что-то должно было случиться, она всегда появлялась тогда, когда мне грозила смертельная опасность, я знал, что сейчас она уйдет, растает во мгле, и я никак не смогу удержать ее.

— Кто ты? — тихо спросил я, не надеясь, что она ответит.

— А разве ты не понял еще? — неожиданно ответила она, она впервые заговорив со мной, — я — твоя судьба, твой ангел-хранитель! Ты не должен лететь туда, возвращайся назад, два раза я спасала тебя, на третий у меня может не получиться.

— И тогда я умру?

— Не знаю, но есть то, что бывает хуже смерти! А если ты умрешь, то умру и я, возвращайся, вернись, пока не поздно!

— Но я не могу вернуться, мы летим, чтоб спасти пропавшую экспедицию, они ждут нашей помощи, как же я могу вернуться назад?

— Ты никого не должен спасать, спасают тех, кто попал в беду.

Сказав это она повернулась и ушла, растаяла, растворилась, не объяснив ничего.

Я проснулся, оттого что изменился равномерный, убаюкивающий голос мотора, мы снижались для захода на посадку в аэропорту Дегира. Жан Поль посмотрел на меня, предлагая взять управление, но я еще не мог прийти в себя и сказал, чтобы он сам сажал самолет. В Дегире наш Ан-2 не вызвал ни у кого удивления, здесь, в этом забытом Богом краю приземлялись лишь легкомоторные самолеты.