Пропавшая экспедиция - [35]

— Увеличь крен, еще чуть, еще, — командовал он.

Мы проскочили. Мы успели развернуться перед самой скалой.

В аэропорту, в маленькой гостинице нас уже ждала теплая, хотя и тесная комната, и сытный ужин.

— Ну, как там? — спросил Жан Поль.

— Нормально, —ответил я, — все живы.

Путь к Долине смерти

Погода менялась. Циклон, висящий над горами, уходил на юг, небо очистилось, ветер стих, и теплое, ласковое солнце согрело своими лучами уставшую от непогоды землю. Группы альпинистов потянулись в горы, чтобы пройти свой путь к вершине, путь, который не раз был пройден другими до них, но у каждого в этой жизни есть свой путь, и своя вершина. Пусть уже побывали на ней многие, и именами тех, кто сегодня уходит в горы, не назовут пики и перевалы, но для каждого, кто прошел этот путь — эта вершина его. Это он, а ни кто другой, обдирая ладони о скалы, пробивался вверх, это он, ступив на ледник, вложил в свой каждый шаг всю волю и мужество, это он, опьяненный победой, стоял на вершине, и потому, это его вершина, только его. У нас свой путь, своя вершина. У каждого дороги свои, дороги, которые мы выбираем.

Наш маршрут не был отмечен на карте прямыми линиями отрезков пути и кружками поворотных пунктов, змеей вился он по долинам рек, обходя высокие горные хребты и вершины, через перевалы, над ущельями, каньонами и горными озерами с прозрачной, голубой водой.

Через три часа полета мы подошли к самому высокому перевалу, который нам предстояло преодолеть. Высота его была две тысячи семьсот метров, потолок у Ан-2 четыре тысячи, мы шли на высоте три тысячи двести метров, что вполне достаточно для безопасного полета. Долина сужалась, горы, покрытые зелеными лесами, уходили вниз, и самолет все плотнее обступали суровые скалы, безжизненные и неприступные, как часовые, охраняющие вход в свое царство. Седло перевала, которое маячило вдали, было единственным местом, сквозь которое можно было вырваться из сжимающегося кольца гор.

Легкое, прозрачное, словно невесомое облачко возникло над перевалом. Казалось, оно никак не могло помешать нам, но зная, как быстро меняется погода в горах, я насторожился. Облако росло и развивалось прямо на глазах, из легкого перышка оно превращалось в мощное кучевое образование, белоснежные башенки тянулись ввысь, напоминая горные вершины, такие же суровые и неприступные. Чем ближе мы подходили к перевалу, тем мощнее становилась эта, родившаяся из легкого перышка, туча. Входить туда на легком Ан-2 опасно. Кроме бешеных потоков, грозящих разрушить самолет, могло возникнуть обледенение. На Ан-2 никаких средств против обледенения нет, и тогда затрещит перкаль на крыльях под тяжестью льда, со звоном лопнут растяжки между верхним и нижним крылом, и обломки конструкции, которая еще несколько минут назад называлась самолетом, рухнут из облака прямо на перевал. И какой-нибудь член комиссии, которая будет расследовать летное происшествие, почесав затылок, тихо проворчит, что только полный идиот мог влезть на Ан-2 в грозовое облако.

Хотя облако это еще и не стало грозовым, но и полным идиотом я себя не считал. Прибрав газ, я стал снижаться, чтоб пройти под самой нижней кромкой. Просвет между облаком и перевалом был небольшим, всего метров триста, но и этого вполне достаточно. При подходе к перевалу началась болтанка, самолет швыряло, раскачивая по крену и тангажу, потом нас резко потянуло вниз. Мы попали в мощный нисходящий поток. Вероятно, это был поток обтекания, встречный ветер, уткнувшись в перевал, поднимался вверх, создавая восходящий поток, но, поскольку пустоты природа не терпит, сразу же за перевалом он устремился вниз, все больше и больше прижимая нас к земле. Тянуть штурвал на себя бессмысленно — упадет скорость, а чем меньше скорость, чем дольше мы будем находиться в этом потоке, тем сильнее прижмет нас к земле. Нужно было проскочить его на скорости, ведь там, над перевалом, обязательно должен быть восходящий поток, да и облако уже родило свои потоки, и должно обязательно подтянуть нас вверх, оторвать от этого перевала.

Я уже видел точку на земле, в которую врежется самолет, перевал приближался, а восходящего потока все не было. Мы попали в мышеловку, как глупая мышь лезет за кусочком сыра в поставленный на ребро монеты стакан, так и мы полезли в эту, сужающуюся к перевалу, долину. Монетка упала, все, мышеловка захлопнулась, нам уже не развернуться в узком ущелье. А ведь предупреждал нас Василий Петрович! Решили сэкономить на одной посадке? Отказались от дорогих услуг международного аэропорта? Может быть, наши похороны обойдутся и дешевле, но теперь это, почему-то, не утешало. Чужие горы, неведомые! Вот и показали они свой характер, в своих горах мы бы не попались, мы знали свои горы, а эти — нет. Можно вспомнить многие из народных мудростей по этому поводу, но теперь они нам уже не помогут.

Двигатель ревел на взлетном режиме, пытаясь вырвать нас из смертельных объятий стихии, но земля неумолимо приближалась. Сто метров, восемьдесят, семьдесят, пятьдесят, вот уже видно как качается под ветром чахлый кустарник, и вдруг — подъем! Наконец-то долгожданный восходящий поток подхватил нас под крылья и понес вверх, от серых, суровых скал к темно-синему облаку, висящему над нами, закрывшему собою весь мир. Перевал уплыл под крыло, облако осталось позади, мир снова сиял синевой и чистотой, радостно светило солнце, зеленые холмы лежали внизу, мы были живы, и жизнь эта снова была прекрасна.