Пропащий - [25]

Данила ножом отчекрыжил надкрылки и … и застыл в недоумении — а что дальше-то? Их же надо как-то прицепить к ногам! Данила глубоко вдыхает насыщенный запахом гнили и сероводорода воздух, оглядывается — волокна! Странные белые шнуры, которые вывалились из брюха мертвого жука. Они шевелятся и Данила с омерзением понял, что это черви. Паразиты, наверное, которые пожирали плоть жука изнутри. Но выбирать не из чего!

Данила осторожно проковыривает дырки по краям импровизированных лыж, пробует червя на разрыв — нормально, крепкий червячок! Соорудив примитивные крепления из червей — пару-тройку намотал на руку про запас! — осторожно ступает в грязь. Жучиные надкрылки слегка прогибаются под тяжестью человеческого тела, но держат. Медленно, словно опасаясь расплескать воду в стакане, Данила скользит по поверхности болота, огибая лужи, кочки и редкие кусты засохшего древовидного папоротника. Вонища стоит такая, что даже ветер не может разогнать. От обилия сероводорода кружится голова и тошнота подступает к горлу. Куда идти, Данила примерно знает, ориентиром служит холм на краю болота.

Ветер внезапно стихает. В наступившей тишине слышно, как чавкает грязь, лопаются пузыри болотного газа, где-то в стороне верещит какая-то тварь — не то от радости, что поймала кого-то, не то от горя, что поймали ее. Острое чувство приближающейся опасности кольнуло в затылок, Данила сдвигает ноги, падает на колени и пригибается как можно ниже, почти касаясь носом грязи. Тотчас мощный поток воздуха вздыбливает волосы на затылке, нечто темное и тяжелое проносится мимо. Мелькает волосатое поджарое брюхо, кривые лапы с сжатыми когтями рассекают воздух, громадные кожистые крылья заслоняют небо.

— Птеродактиль, зараза, — шепчет Данила. — Здоровенный какой!

Тварь с недовольным клекотом взмывает ввысь, делает левый разворот и устремляется вниз. Данила берет ружье, прицеливается. Летающая ящерица атакует со стороны солнца. Соображает, что так ее хуже видно! Данила опускается на колени и ждет. Когда громадный силуэт заслоняет небо, кожистые, как у летучей мыши, крылья распахиваются во всю ширь, тормозя движение Данила вскидывает ружье и стреляет не целясь, почти в упор между лап. Брюхо птеродактиля взрывается, разбрасывая внутренности и кровь во все стороны, будто бочка с помоями. Раненый ящер истошно визжит, костлявое туловище приближается со скоростью пушечного ядра, кожистые крылья молотят воздух, брызжет кровь … Данила делает кульбит в сторону, но влипшие в грязь лыжи не слушаются, крепления из полуживых червей рвутся и Данила шлепается в вонючую жижу, как жаба на песок. В последний момент удается растопырить руки, чтобы не провалиться.

Аки пророк распятый Данила лежит лицом в грязь, пуская пузыри и мысленно ругаясь последними словами. Встать, опираясь на руки, невозможно — ухнешь по самые плечи. Данила с усилием выдергивает голову из болота и тянет шею как можно больше, становясь похожим на крокодила уродца. Жирная, маслянистая грязь отпускает неохотно, напоследок плюнув облачком сероводородного смрада. Данила заползает на свои лыжи, кое как отряхивает грязь и поправляет оружие. Умирающий птеродактиль бьется в конвульсиях неподалеку. Болотные хищники, привлеченные шумом и кровью, уже кучкуются неподалеку. Данила невольно ежится, увидев громадных плоских пиявок, похожих на шевелящиеся банные полотенца. Какой-то членистоногий червяк с многочисленными отростками по всему телу суетливо высовывается из зарослей хвоща, шевеля кривыми жвалами по бокам рта. В воздухе нарастает гудение, будто звено вертолетов собирается приземлиться. Это тройка гигантских стрекоз барражирует на высоте пяти метров, ожидая кончины птеродактиля.

На человека, с ног до головы облепленного вонючей грязью и тиной, никто не обращает внимания. Тихонько, не делая резких движений, Данила «гребет» прочь, опустившись на карачки. Привязывать лыжи некогда и нечем, полумертвые белые черви ожили и в панике удрали, воспользовавшись подходящим моментом. До спасительного островка примерно километр. Может, меньше. Данила работает четырьмя «костями» мощно и равномерно, грязная жижа покорно уступает напору, импровизированные лыжи скользят, как по маслу, грязь чавкает и хлюпает. Пройдя с полверсты Данила даже сумел приспособиться — движения стали плавными и расчетливыми, как у жука-плавунца, шея вытянута, голова приподнята, дабы лицезреть возможные препятствия и перспективу. Полуденное солнце подсушило грязь, корка растрескалась и начала сыпаться крупными кусками. Сварливые вопли тварей, пирующих останками жука, постепенно затихают. Слышно только ритмичное хлюпанье грязи и собственное сопение.

До спасительного островка остаются считанные шаги. Обливаясь потом и грязью, Данила «рулит» к небольшому выступу с валуном странной приплюснутой формы, дальше по склону перебраться на вершину, под раскидистую крону гигантского папоротника.

— Солнце проклятое! — бурчит Данила. — Здесь зима бывает или нет? Хоть бы дождик пошел!

Минута и вот он припадает к земле в полном изнеможении. Как приятно ощутить прочную твердь берега после зыбкой поверхности бескрайнего болота! Жизнь медленно возвращается в измученное тело, мышцы обретают способность двигаться, кровь насыщается кислородом, взор проясняется. Данила глубоко, всей грудью вдыхает относительно свежий воздух, оглядывается. Болото живет своей жизнью, сероводород пузырит поверхность, мелкие твари бороздят грязь в поисках чего-бы-пожрать, в оранжево-голубой выси неба кружатся крылатые хищники. Данила еще раз смотрит ввысь — ба-а, да там тучи собираются! Вот это подарок! Хоть смоет болотную грязь. Она забилась в сочленения костюма из хитина, пластины неприятно скрипят, сыплется песок, подмышками натирает и вообще!