Промзона - [149]

Президент резко повернулся на каблуках и ушел в комнату отдыха. Повинуясь его молчаливому жесту, за президентом последовали Александр Ревко и присутствовавший при сцене зам администрации.

Через мгновение в кабинете появились четверо безукоризненно одетых молодых людей. Двое остановились за спиной Цоя, а двое остались приглядывать за Извольским.

Цой невозмутимо присел у стола для совещаний и принялся ждать. Извольский ходил из угла в угол, стараясь держаться подальше от корейца.

Прошло еще двадцать минут, и зам администрации вновь появился в кабинете, оглядел Цоя с Извольским и вышел куда-то в предбанник. Когда через десять минут он вернулся, в руках у него был небольшой черный ящичек.

– Вам, наверное, интересно, господа, – сказал чиновник, – Президент подписал приказ об увольнении Александра Ревко.

Цой глядел перед собой ничего не выражающим взглядом.

– А это что? – спросил Извольский, показывая на ящичек.

– Подарок. Подарок по случаю десяти лет добрых отношений, связывавших президента, Александра Феликсовича и меня.

Замадминистрации поднял крышку, и Извольский увидел небольшой вороненый пистолет, покоящийся между обитых розовым шелком стенок.

Замадминистрации резко закрыл ящичек. Через мгновение за ним захлопнулась дверь в комнату отдыха.

Извольский и Цой невольно переглянулись.

Прошло еще пять минут, и в кабинете появился президент. В руках его по-прежнему была бумага об образовании «Федеральной промышленной компании».

– Константин Кимович, – сказал он, – Вячеслав Аркадьевич. Если я услышу, что вы предпринимаете какие-либо действия друг против друга, даже если кто-то спер у другого хоть макаронную фабрику, – я подпишу этот указ. Вам все понятно?

Когда Извольский и Цой вышли из здания, был уже глубокий вечер. Погода стояла ясная и холодная, брусчатка Кремля блестела от изморози.

Охранники обоих, если не считать единственного невооруженного телохранителя Извольского, остались за Боровицкими воротами, и теперь Извольский и Цой шли по мостовой бок о бок, ежась от непривычно холодного ветра.

Цой чувствовал себя неуютно без автоматов вокруг. Извольский глядел куда-то вбок. Неприязнь между промышленниками была совершенно искренней. Две недели сотрудничества не искупали шести месяцев смертельной вражды. Они уже были в десяти метрах от ворот, когда Извольский тихо выдохнул воздух и нервно хихикнул.

– Господи. Он действительно не знал. Больше всего я боялся, что он все знал…

– Ты ничего не понял, Слава? Он все знал. Это как спецоперация. Ты посылаешь диверсанта к врагам, но если он засветился, ты от него открещиваешься. А если он выполнил задачу, ты пользуешься плодами его трудов. Просто он решил, что Ревко разводит не только нас, но и его. И что конечная цель Ревко – захват власти. И ты знаешь – я думаю, что он не ошибался.

Они несколько секунд стояли у самых ворот, бок о бок, и глядели на красную кирпичную стену, похожу на стену тюрьмы, и на низкое небо над стеной. А потом Цой шевельнулся и промолвил вполголоса:

– Кстати, Слава, я бы на твоем месте сейчас поехал к «Тиффани» и купил жене самые дорогие сережки, которые ты там увидишь.

– Почему? – не понял Извольский.

– Потому что если бы не разговор с Ириной Григорьевной, я бы тогда к тебе не приехал.

Извольский некоторое время размышлял над ответом, а потом сказал:

– Непременно куплю. Только ты знаешь, ей не нужны сережки.

В глазах Цоя на мгновение вспыхнула какая-то жадная, звериная тоска, и Сляб понял, что кореец думает о собственной девушке.

– Да, – сказал он, – ты прав, я совсем забыл, что твоей жене не нужны сережки.

Эпилог

Бывший полномочный представитель президента в Южносибирском федеральном округе Александр Феликсович Ревко пустил себе пулю в лоб на следующий день после скандальных исков в США и Швейцарии. Похороны были торжественные; из Кремля прислали венки и соболезнования, однако в Москве шептались, что в пистолете с дарственной надписью, подаренном Александру Ревко накануне отставки, был всего один патрон.

Сергей Ахрозов покинул пост генерального директора ФГУП «Южсибпром» спустя примерно месяц после описываемых событий. К этому времени гигантский государственный холдинг, одно время грозивший поглотить едва ли не половину самых процветающих предприятий Южной Сибири, сдулся до крошечной конторы, занимавшей две комнаты в южносибирском полпредстве. Даже Конгарский вертолетный завод, который первым вошел в холдинг – и тот вернулся в состав промышленной империи Извольского, а привилегированные железнодорожные тарифы у «Южсибпрома» отобрали еще в самом начале.

На Павлогорский ГОК Ахрозов не вернулся. Официальной тому причиной был его перевод в Москву, однако в губернии довольно громко шептались о его привычке к героину.

Ахрозов дважды ложился в клинику, однако единственное, что его могло по-настоящему вылечить, – это работа, а работы ему никто не торопился давать. Однажды, заехав в «Кремлевскую», Ахрозов встретил там Настю Черягу. Он попросил ее поужинать вместе с ним, однако Настя сослалась на дела и уехала.

На следующее утро Ахрозова нашли мертвым в его московской квартире. «Скорая» диагностировала смерть от передозировки героина. Прощальную записку самоубийцы изъяла служба безопасности АМК.