Промежуточный человек - [29]

В конце концов Анатолий Иванович подал на меня заявление… в народный суд. Намереваясь привлечь к ответственности за преднамеренное оскорбление печатным словом.

Рассказывают, что судья внимательно изучил материал с отчеркнутыми красным фломастером местами, тяжело вздохнул и посмотрел на искателя справедливости испытующе.

— Доказать, что все это написано именно про вас, положим, вы сможете. По некоторым личным приметам… Но стоит ли вам это доказывать? — В том смысле, что доказательство такое было бы совсем не в пользу пострадавшего. — Может быть, лучше для вас посчитать этот очерк обобщающим?

Анатолий Иванович, немного подумав, согласился.

Вся эта затянувшаяся на несколько лет история существенно дополнила портрет промежуточного человека. Для меня он стал уже совсем близким и легко узнаваемым — и манерами, и проявлениями его общественной активности.

Но удовлетворенности не было. При всем успехе очерка (поднявшаяся вокруг волна — разве не успех?) главного в нем не содержалось. Дубровин был прав природа промежуточности оставалась нераскрытой… Более того, со временем я отчетливо увидел слабость своей авторской позиции. Проблема все-таки сводилась к деревне, претензии адресовывались ей. Но проявлений промежуточности (согласно описанным ее приметам) хватало и в самом городе, в среде коренных горожан, без всякой связи с деревней.

Да и в деревне мы их встречаем достаточно, без видимых связей с городом. Значит, природа ее в чем-то ином. И за понятием должен стоять какой-то более глубокий, не социологический, а политэкономический, возможно, даже политический смысл… Если он все-таки связан с деревней, то лишь потому, что она вообще первична. Труд на земле всегда был и, судя по всему, надолго останется первоосновой нашей жизни.

И вот сейчас, оказавшись в стороне от городских магистралей — в маленькой деревеньке с мягким названием Уть — и придя тем самым к истокам, мы приобретали возможность во всем этом спокойно разобраться.

Наша жизнь в Ути, таким образом, обретала исследовательский характер.

Но если здесь что-то и действительно удалось, так это благодаря знакомству с совхозным бригадиром Федором Архиповичем, Федькой. Влияние Федора Архиповича на жизнь деревни вносило в дело о промежуточном человеке дополнительную ясность.

И конечно же благодаря Дубровину, который оказался здесь не только лакмусовой бумажкой, но и своеобразным катализатором событий. Своим появлением он внес в бытие Анны Васильевны и Константина Павловича новые, непривычные ритмы…

Глава восьмая «ЗАЗЕМЛЕНИЕ»

Удивительные, порой просто непостижимые вещи предстают горожанину, едва он, оказавшись в деревне, ступает, что называется, на реальную почву.

Это Дубровин о своем проникновении в механику сельских отношений.

Новые ритмы в жизни стариков обусловливались энтузиазмом, с каким Геннадий принялся за обустройство своего владения.

Началось с подрубы — нижних, прогнивших венцов бревен, которые нужно было, как мы помним, в доме заменить. Работа эта, требующая специальных навыков и нескольких крепких рук, была нам с Геннадием явно не по силам. По совету соседей, пришлось обратиться к Федору Архиповичу. Сам он, по словам Анны Васильевны, дела не знал, но дружки из строителей у него были.

— Федька с мальцами срубят. Они сделают, але вельми много возьмут, — авторитетно подтвердил Константин Павлович.

Призвали Федора Архиповича.

Коренастый и юркий, в кепчонке набекрень, придававшей ему совсем плутоватый вид, он обошел хату, попинал сапогом прогнившие от земли бревна, потом поплевал на ладони, взял топор и, широко расставив ноги, рубанул сплеча раз, рубанул два, взял выше и еще рубанул, отчего острое лезвие глубоко вошло в трухлявую древесину. Дерево жалобно застонало. Тогда Федор Архипович инструмент отбросил и поставил диагноз:

— Два венца чисто сгнили. Вчетвером и сработаем, если будете помогать. Четыре сотни и стоить будет… — Подумав, Федор Архипович поправился: — Если честно, так пять… Из вашего материалу…

От суммы этой неслыханной Анна Васильевна только руками всплеснула, но, помня просьбу Геннадия не встревать в торги, встревать и не стала.

На том и началась для Дубровина новая полоса.

— Вот знаешь же, что жизнь полосатая, — сказал он мне не через две недели, как было намечено с новосельем, а года через полтора, — но масштабы при этом представляешь весьма условно. Пока не поймешь, что идти приходится не поперек, а вдоль полосы.

Круг наших хозяйственных соприкосновений с сельским миром стал неотвратимо расширяться.

Бревна для подрубы Геннадий пошел просить в конторе. Анна Васильевна здраво рассудила, что ему там никак не откажут. Ему и не отказали…

С вечера рассчитав и распланировав, как за неделю заслуженных на сельхозработах отгулов он все подготовит и завезет, а в пятницу-субботу хату поднимут, обеспечив на следующую неделю фронт отделочных работ, Геннадий поднялся чуть свет и в прекрасно-деловом расположении духа отправился берегом Ути в контору совхоза.

Был понедельник.

Пяток с небольшим километров по росе и со свирелькой окончательно подняли настроение, ставшее на подходе к центральной усадьбе совхоза безоблачным, как марш «Веселых ребят» из одноименного кинофильма.