Промежуточный человек - [30]

Начальства в конторе Дубровин не застал. Прождал часа три. Перед обедом позвонил из райцентра Виктор Васильевич и передал бухгалтеру, что задерживается до конца дня.

По дороге назад Геннадий свирельку из чехольчика не вынимал, хотя что-то грустное насвистывал. У кладок его встретила Анна Васильевна, заметила:

— Чего свищешь, Генка? Свистать — к безденежью. — От назначенной Федькой цены она никак не могла успокоиться.

Во вторник утром на месте не оказалось прораба. Но с директором договорились.

— Восемь бревен нам погоды не делают, — сказал Виктор Васильевич. — Завтра к семи приходите на наряд, возьмете машину. Тогда и оформим.

Назавтра машины не оказалось. Директора тоже. С вечера он договорился где-то насчет селитры и уехал организовывать самовывоз… Прораб читал в пустой конторе газету. Выслушав Дубровина, он только руками развел. Ему ничего про бревна не передавали. Видать, Василич замотался, забыл. Поговорили о президенте Рейгане…

В четверг не было прораба, потом прораб был, но не было бухгалтера, уехавшего на самосвале в райцентр за зарплатой, потом не было машин — разъехались, но прораб был и бухгалтер был, а когда наконец уже были все и была машина — бревна на пилораме оказались распущенными на доски, а те, что распилить не успели, были коротки.

В пятницу по дороге с пилорамы его обогнал директорский «уазик». И, резко затормозив, подался назад.

— Деятелям науки и большой и пламенный! — поприветствовал его Александр Онуфриевич. — Прогуливаемся или подвезти?

Выслушав замечания Геннадия относительно порядков, по которым он напрогуливал вдоль реки уже километров сто, Саша вздохнул:

— Да, это у нас пока плохо поставлено…

— А что — хорошо? — грубовато спросил Геннадий.

Но Саша не обиделся.

— Пока не много что, но стараемся…

Безучастным к мытарствам нашего доцента Саша не остался, чему поспособствовало вмешательство директорского водителя, вдруг решительно заявившего:

— Тоже нашли проблему! Участок в лесу совхозу выделен? Собрались да и повалили стволов сколько нужно, чем по конторам ходить…

— А что? — оживился Саша. — Ты, да он, да я… Соседа моего с мотопилой прихватим…

Домой Дубровин вернулся преисполненный надежд.

Кончилась история с бревнами месяца через три, поздней осенью, когда после множества созваниваний и переговоров выбран был наконец удобный для всех воскресный день и компания, «небольшая, но приятная», отправилась на «уазике» в дальний лес, где и были повалены восемь смолистых елей. Пока мы, сжигая обрубленные сучья, грелись у костра, Александр Онуфриевич слетал за трактористом, который был застигнут в момент использования совхозной техники в личных целях, что сделало его сговорчивым и исполнительным. К вечеру бревна были доставлены и свалены около дома.

В следующую пятницу пришел Федор Архипович. Договорились с утра в субботу и начать.

Утром собрались «мальцы», посмотрели, повздыхали и сказали, что нужен домкрат. Геннадий, сохраняя невозмутимость, поинтересовался:

— Может, не один домкрат нужен?

— Нужны два.

— А раньше что ж не сказали?

— Думали, есть…

— А еще что нужно?

— Мху сухого набрать да подсушить.

— Как насушить, когда на дворе дождь моросит?

— Можно и без мху, только поддувать потом будет. Или ветошью.

— А ветошь есть?

— Нема…

Ну и так далее…

Назавтра домкраты были (взяли в мастерских под честное слово, что к понедельнику вернем), ветошь была (Геннадий распотрошил старый матрац Анны Васильевны), но работники не пришли.

Вечером, по дороге на автобус, Дубровин зашел к бригадиру.

Дверь открыла пышногрудая и белокурая дочь Федора Архиповича. Смущенно поздоровавшись, она назвалась Анжелой.

— Папа болеют, — сообщила Анжела, как бы извиняясь.

Папа с трудом оторвался от постели, где он лежал одетый, правда без сапог, ступил (в состоянии невесомости) босыми ногами на половичок, долго рассматривал гостя, не узнавая. Узнав, испуганно пролепетал:

— Завтра начнем. — Подумав, добавил: — Или в субботу, теперь уже наточняк. — Потянулся к жбану с квасом. — Или вы меня не знаете?

— Знаем, — мрачно сказал Дубровин. — Сколько вы меня будете завтраками кормить?

Федор Архипович даже обиделся, сказано же, что наточняк.

Но и в субботу никто не пришел. Геннадий снова к Федьке (он теперь его уже только так называл). Разжалованный из Архиповичей плут пообещал бригаду собрать и привести… Пришли «мальцы» к обеду, но за работу приниматься не стали. Посидели, снова повздыхали да и признались честно: с подрубой им возиться не с руки. Деньги брать вроде незачем — женки все одно прознают, отымут. А за угощение?

— За выпивку работать грех, — убежденно сказал Федька. — Выпивку мы и за так имеем.

— Что ж раньше-то не сказали, чего волынили?

— Отказываться вроде бы неудобно… Человек, видать, хороший. Мы к хорошему человеку всегда со всей душой…

На том и расстались.

Федор Архипович с той поры к дому Геннадия приблизился.

Участие и помощь, которую он чуть не оказал городскому ученому, сделали его в собственных глазах человеком вконец ему своим. Во всяком случае, завидев Дубровина, он непременно подходил, справлялся о здоровье и новостях, спрашивал, не надо ли еще чем помочь. Вы, мол, обращайтесь, без всяких там городских сложностей. У нас, мол, это просто, всегда и всей душой. Тянулся он к Геннадию, угадывая в нем человека, который не совсем понятным и волнующим Федькино воображение образом достиг жизненного идеала и был поэтому окружен прямо сияющим ореолом.