Прометей, том 10 - [2]

Этот синтез научного и художественно-популярного начала в пушкинском «Прометее» потребовал немалых усилий от составителя и редакции. Естественно, не все результаты этих усилий нас полностью удовлетворяют, однако мы надеемся всё же, что этот том будет новым подарком всем тем, кому, употребляя счастливый образ А. Блока, дорого «весёлое имя — Пушкин».

Биографии. Статьи. Портреты

Т. Г. Цявловская «Храни меня, мой талисман…»

1. Одесса

Воронцова — жена начальника Пушкина по Одессе, имя которого не забудется благодаря эпиграмме:

Полу-милорд, полу-купец,

Полу-мудрец, полу-невежда,

Полу-подлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец

(II, 317).

Она бессмертна по-иному: Пушкин любил её. Полька по отцу, графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова (рождённая графиня Браницкая) была русской по матери (мать её рождённая Энгельгардт, племянница Потёмкина).

Облик Воронцовой воскрешает её портрет кисти английского художника Лауренса — лучшее из множества её изображений.

А «свычаи и обычаи» её возрождаются литературными портретами.

«Ей было уже за тридцать лет, — вспоминает чиновник Вигель, сотрудник Воронцова, — а она имела всё право казаться ещё самою молоденькою. <…> Со врождённым польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше её в том не успевал. Молода была она душою, молода и наружностию. В ней не было того, что называют красотою; но быстрый, нежный взгляд её миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка её уст, которой подобной я не видал, казалось, так и призывает поцелуи»[1].

И это слова человека, к женщинам равнодушного. Какое же впечатление должна была производить Воронцова на Пушкина!

Вторит Вигелю и писатель Соллогуб, знавший Воронцову, когда ей было уже около шестидесяти: «Небольшого роста, тучная, с чертами несколько крупными и неправильными, княгиня[2] Елисавета Ксаверьевна была тем не менее одной из привлекательнейших женщин своего времени. Всё её существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такою приветливостью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, герой 1812 года Раевский и многие, многие другие, без памяти влюблялись в княгиню Воронцову»[3].

Замуж вышла она поздно — двадцати семи лет, в 1819 году.

Пушкин увидел её впервые осенью 1823 года, к которому и относится воспоминание Вигеля. Пушкин жил в Одессе уже два месяца, числясь на службе в канцелярии графа Воронцова, недавно назначенного генерал-губернатором Новороссийского края.

6 сентября приехала и Елизавета Ксаверьевна. Вскоре состоялось знакомство с нею Пушкина.

Следами первых впечатлений от встреч являются его рисунки на полях черновой рукописи главы первой «Евгения Онегина». Потребность постигнуть лицо Воронцовой отвлекает поэта от работы. Осторожно, нащупывая линию, выводит он её профиль. И тут же перечёркивает его — она не похожа. Он повторяет рисунок рядом, увереннее. Не сразу находит он линию переносицы. Затем вписывает глаз, пририсовывает голову, локоны, чепец с лентой под подбородком, длинную шею[4].

И ещё раз рисует Пушкин её голову (на обороте страницы — среди множества разных портретов).

Вскоре Воронцова перестаёт показываться в обществе (23 октября она родила сына)..

Ещё летом увидел Пушкин в Одессе обращавшую на себя всеобщее внимание красавицу Амалию Ризнич.

«…Она была дочь одного венского банкира, по фамилии Рипп, полунемка и полуитальянка, с примесью, быть может, и еврейского в крови. <…> Г-жа Ризнич была молода, высока ростом, стройна и необыкновенно красива. Особенно привлекательны были её пламенные очи, шея удивительной формы и белизны, и чёрная коса, более двух аршин длиною. Только ступни у неё были слишком велики. Потому, чтобы скрыть недостаток ног, она всегда носила длинное платье, которое тянулось по земле. Она ходила в мужской шляпе и одевалась в наряд полу-амазонки. Всё это придавало ей оригинальность и увлекало молодые и немолодые головы и сердца»[5].

Не мог Пушкин не зарисовать этой эффектной красавицы.

Опираясь на приведённое описание её внешности и на стих Пушкина «Мадам Ризнич с римским носом», исследователь находит среди рисунков поэта её портреты, которые идут по рукописям его со времени переезда в Одессу, с конца июля до начала августа 1823 года[6].

Задолго до увлечения Воронцовой в жизнь Пушкина вошла Амалия Ризнич.

Мечтая о близости этой женщины, пишет поэт стихотворение «Ночь» (26 октября 1823 года):

Мой голос для тебя и ласковый и томный

Тревожит поздное молчанье ночи тёмной.

Близ ложа моего печальная свеча

Горит; мои стихи, сливаясь и журча,

Текут, ручьи любви; текут полны тобою.

Во тьме твои глаза блистают предо мною,

Мне улыбаются — и звуки слышу я:

Мой друг, мой нежный друг… люблю…

                                       твоя… твоя!..

(II, 289).

Но вскоре он уже счастлив:

Когда любовию и счастьем утомлённый,

Я на тебя гляжу коленопреклонённый,

И ты главу мою обнимешь и нежна

Целуешь                             поцелуем,

Зачем тогда мрачит —

И в наслажденьи мы      тоскуем

(II, 934).

Стихотворение должно было строиться (насколько можно судить по нескольким, хотя и разрабатывавшимся, но оставленным стихам) на тонком психологическом наблюдении поэта — ощущении тоски, сопутствующей наслаждению. Но после нескольких вариантов начала, написанного в первых числах ноября 1823 года, оно было оставлено надолго.