Прометей, том 10 - [145]
Составляя первую научную биографию Пушкина, Анненков, разумеется, обратился к друзьям поэта, которые в 1850-х годах ещё здравствовали, а многие даже не успели ещё слишком состариться. Позже признавался, что «Биография Пушкина есть, может быть, единственный литературный труд, в котором гораздо больше разъездов и визитов, чем занятий и кабинетного сидения»[726].
В те же годы принялся записывать рассказы пушкинских друзей и молодой кандидат Московского университета Пётр Иванович Бартенев. Хотя Анненков и Бартенев оказались в некоторой степени конкурентами и Анненков сердился, но 100 лет спустя имена этих людей сближают куда чаще, чем при жизни: они успели собрать такие рассказы о Пушкине, такие материалы к его биографии, которые уж лет через 10—20 не нашлись бы. Местонахождение некоторых документов, что были в руках Анненкова и Бартенева, сейчас неизвестно, так что их труды являются отчасти и первоисточниками.
Многое из собранного напечатать негде было и осталось в бумагах, дожидаясь «доброго цензора». И без того глава петербургской цензуры М. Н. Мусин-Пушкин был недоволен некоторыми из новоразрешённых текстов и жаловался, что «целое ведомство принесено в жертву одному человеку» (неясно только, Анненкову или Пушкину?).
Ещё два десятилетия прошло; пореформенная цензура, даже зверствуя, была добрее самых мягких николаевских цензоров, и тогда 60-летний Анненков, уже знаменитый литератор и мемуарист, напечатал новый большой труд — «А. С. Пушкин в Александровскую эпоху».
Эта книга, при многих несовершенствах, также остаётся одной из лучших, талантливейших биографических работ о Пушкине в детстве и лицее, на юге и в Михайловском… И снова в эту работу были вкраплены новые тексты и неизвестные прежде воспоминания.
Анненков скончался в 1887 году, его архив поступал в Академию наук по частям в течение десятилетий. Основную часть собрания П. П. Анненков, сын Павла Васильевича, продал Пушкинскому дому в 1925 году.
Изучал бумаги Анненкова Борис Львович Модзалевский (о котором говорили, что «всё о Пушкине знают лишь Цявловский в Москве и Модзалевский в Ленинграде, а уж чего они не знают — того никто не ведает…»). Интереснейшая работа Б. Л. Модзалевского о неопубликованных пушкинских материалах, хранившихся в архиве Анненкова, появилась в 1929 году, а через несколько лет в Поволжье обнаружилась ещё часть анненковского собрания, непосредственно относящаяся к Пушкину.
И всё же многие важные рукописи из архива первого пушкиниста так и не достались нам…
Отступление об Анненкове и его бумагах — необходимое звено в рассказе об архиве Алексеева.
Дело в том, что во всех своих работах Павел Васильевич больше всего жаловался на недостаток материалов о кишинёвских и одесских годах поэта. В столицах жили многие хорошо помнившие Пушкина: там можно было воспоминания родственников и друзей проверить рассказами других очевидцев, свидетельствами третьих, сплетнями четвёртых… Труднее было найти южных друзей, достаточно близких к юному Пушкину и вовремя понявших, что о Пушкине надо побольше запомнить и записать.
Главным источником наших сведений о кишинёвских годах Пушкина были и остаются воспоминания И. П. Липранди. Но открылись они, в сущности, случайно, в 1866 году, так что в 1850-х годах Анненков про них и не знал, а к самому Липранди не обращался (друг Герцена, Огарёва, Белинского, Грановского, возможно, стеснялся иметь дело с одиозной фигурой «гениального сыщика», как Липранди аттестован в анненковских воспоминаниях о 40-х годах).
Не желая ограничиваться отдельными напечатанными воспоминаниями о пушкинском Кишинёве и Одессе (Ф. Ф. Вигеля, В. П. Горчакова), Анненков 5 декабря 1852 года известил историка М. П. Погодина, что писал «…к Вельтману и Полторацкому, прося их о сообщении историй их знакомства с Пушкиным, особенно касательно кишинёвской и одесской её эпох, но ответов ещё не получил»[727].
А. Ф. Вельтман, по-видимому, тогда же показал Анненкову свои небольшие записки о Бессарабии. Когда составлялись эти записки, неясно, но сохранились они на бумаге с водяным знаком 1837 года[728], и в них встречается уже цитированная фраза: «Вероятно, никто не имеет такого собрания всех сочинений Пушкина, как Алексеев». Прочитав такие слова, Анненков обязан был найти Алексеева, если только не встретился с ним ещё прежде.
Нашёл ли?
Об этом как-то не думали, тем более что оставалась неясной дата смерти Николая Степановича: если 1851-й, то Анненков вряд ли успел бы его расспросить. Но, заметим, Вельтман говорит об Алексееве как о живом и здравствующем («никто не имеет такого собрания…»). Заметим также, что оба письма Пушкина к Алексееву Анненков знал: отрывки из письм
а от 1 декабря 1826 года вместе со стихами «Прощай, отшельник бессарабской…» впервые появились в печати на страницах анненковских «Материалов для биографии Пушкина» под заглавием «Послание к Н. С. А…….ву, товарищу своего бессарабского житья-бытья»[729].
В бумагах Анненкова сохранились точные копии обоих писем Пушкина к «чёрному другу», и притом отмечены разнообразные подробности: что одно из писем «без почтового штемпеля» (оказия!) и адресовано «Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Степановичу Алексееву в Бухарест», и что «на другом листке этого письма есть приписка, сделанная С. Д. Киселёвым», и, наконец, что письмо Пушкина «истыкано дырами»
