Прометей, том 10 - [139]
Прекращая ссылку поэта, царь рассчитывал загладить тягостное впечатление, произведённое на общество смертной казнью пяти декабристов, которой было ознаменовано начало его царствования. Указ 1754 года об отмене смертной казни был нарушен один раз, когда в 1775 году четвертовали Пугачёва.
Любопытен рассказ о страстном отрицании Пушкиным существования бога. Этот эпизод подтверждается аналогичными свидетельствами о воинствующем атеизме Пушкина в пору южной ссылки. Проявлялся он и в творчестве поэта — в поэме «Гавриилиада» (1821), в послании того же времени «В. Л. Давыдову», в письме к товарищу об атеизме (1824 года), и в жизни: изображение знакомого генерала в образе младенца Христа, а сестры губернатора в виде богоматери, смех в церкви, разговор с архиереем, в котором евангелие было названо «историей одной статуи», и т. д. и т. д.
Антирусская направленность мемуариста не помешала нам увидеть знакомые черты молодого Пушкина и познакомиться с ещё неизвестными эпизодами его биографии.
Поэт предстаёт в воспоминаниях человеком независимым и бесстрашным и в условиях ссылки, под пристальным наблюдением агентов полиции, ниспровергающим религию, публично демонстрирующим свои антимонархические убеждения.
Исторические очерки
Н. Эйдельман
«По смерти Петра I…»
В 1910 году, по завещанию первейшего коллекционера Павла Яковлевича Дашкова, в Лицейский музей поступило больше двадцати автографов Пушкина. Ещё через семь лет эти рукописи переехали с Каменноостровского проспекта, где находился музей, на Стрелку Васильевского острова, в Пушкинский дом Академии наук.
Среди листков с письмами и стихами поэта сохранились шесть больших, двойных листов[705], согнутых таким образом, что чистые поля занимают почти половину каждой страницы, в то время как другая половина заполнена летящим, свободным почерком Пушкина. Несколько чернильных пятен не скрывают ясного, набело переписанного текста. Заглавия никакого, только на самом верху рукою Пушкина — «№ 1». Чуть ниже первые строки: «По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, всё ещё продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали…»
Последние строки на последнем листе: «Царствование Павла доказывает одно; что и в просвещённые времена могут родиться Калигулы. Русские защитники Самовластия в том несогласны и принимают славную шутку г-жи де Сталь за основание нашей конституции: En Russie le gouvernement est un depotisme mitigé par la strangulation[706]. 2 авг<уста> 1822 г.».
В Полное собрание пушкинских сочинений эти страницы входят под условным названием «Заметки по русской истории XVIII века» и доныне остаются одними из самых необъяснённых. Эта рукопись ведёт в самые неведомые области пушкинского мира, где «по соседству» создаются поэмы и эпиграммы столь определённого свойства, что им ещё почти столетие печати не видеть; где от целой главы самой большой поэмы остаётся лишь зашифрованный листок да черновик трёх строф.
Если бы пушкинские «Заметки по русской истории…» не завершались точной датой — 2 августа 1822 года и если бы эта дата не подтверждалась «перекрёстными» доказательствами, вряд ли бы кто-нибудь решился приписать эти страницы двадцатитрёхлетнему. Гениальными юношескими стихами нас не удивить, но изумляет суровая, откровенная проза, да к тому же проза историческая, то есть требующая, кроме таланта, специальных знаний и зрелых мыслей.
Не знаем или только начинаем догадываться, зачем написаны эти размышления о российской истории, когда задуманы, отчего не распространялись, где сохранялись[707].
Ни на одной странице этой рукописи не видно красных жандармских чернил, пометивших каждую тетрадь, каждое письмо и каждый клочок бумаги, оставшиеся после кончины Пушкина в его кабинете. Найдя шесть таких листов, начальник штаба корпуса жандармов генерал-майор Леонтий Васильевич Дубельт непременно представил бы их царю как документ, оскорбительный для предков монарха — от отца до прапрадеда и прапрабабки включительно. Но в день смерти поэта не было в его кабинете этих страниц, и Дубельт мог бы их прочесть в одном московском журнале только через 22 года, уже на покое, в отставке.
Имя человека, который сохранил пушкинский текст от «злого глаза…», было осторожно названо уже много лет назад:
НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ АЛЕКСЕЕВ.
I. Что дружба?..
«Скажи мне, кто твой друг?..» — и в сотнях знакомых, десятках приятелей и нескольких ближайших друзьях Пушкина ищем и находим — «кто он…».
В условной иерархии — знакомый, приятель, друг — Николай Степанович Алексеев занимал около четырёх лет весьма высокое дружеское звание, потому что в Кишинёве возле Пушкина не было человека более преданного и любящего (к нему обращения — «мой милый», «радость моя»), друзья же первейшего ранга — Пущин, Дельвиг — находились в столицах, то есть на другом конце двухнедельной дороги.
Два известных письма сообщают о дружбе Пушкина с Алексеевым почти всё (ниже приводится их текст с краткими комментариями).
30 октября 1826 г. г. Кишинёв (XIII, 300—301):
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.